Призрак улицы Руаяль - Жан-Франсуа Паро

— Опасно для жизни? — спросил Николя.

— По-разному. Настойка вызывает крепкий сон, длительность которого зависит от количества выпитой настойки. Слишком большая доза может вызвать смерть. Как и любое злоупотребление, впрочем.

Семагкюс посмотрел на Сансона, словно ища у него поддержки, и тот утвердительно кивнул. Семакгюс продолжил:

— Все, разумеется, зависит от возраста и состояния здоровья того, кто принимает такую настойку.

— Все проясняется, друзья мои. Ваши выводы и уточнения осветили мне путь. Теперь я должен вас покинуть: расследование призывает меня двигаться дальше. Бурдо, завтра в пять часов пополудни надо собрать всех в приемной Сартина, дознание пройдет при закрытых дверях, в присутствии уголовного судьи. Пусть привезут Наганду и Мьетту. И хорошо бы также привести кухарку Мари Шафуро.

— Николя, — неожиданно произнес Семакгюс, — а что если нам пойти подкрепить силы в одной из тех харчевен, что так полюбились нашему доброму Бурдо?

— Конечно, доктор, вы можете именовать эти заведения харчевнями, — ответил задетый за живое Бурдо, — но как вы сами не раз имели возможность убедиться, там можно превосходно пообедать, и в прекрасной обстановке.

— А я и не намереваюсь с вами спорить! Не обижайтесь на употребленное мною слово. Напротив, я вам искренне благодарен, ибо только благодаря вам я узнал множество замечательных уголков, где можно отлично поесть, и мое чрево признательно вам вдвойне. Так как насчет обеда, Николя?

— Благодарю за заботу, дорогой Семакгюс, однако время не терпит отлагательств. До захода солнца мне непременно надо встретиться с одним типом, иначе потом сам черт не сможет отыскать его до рассвета.

Николя протянул руку Сансону, и на этот раз тот пожал ее без всяких колебаний. На пороге Николя обернулся и напомнил Семакгюсу и Бурдо, что завтра он надеется увидеть их обоих на дознании. Выйдя на улицу, он не нашел своего кучера, и отправил на его поиски мальчишку-рассыльного. Тот не без труда отыскал его: малый отправился перекусить в соседнюю таверну, и от усталости заснул прямо за столом, уткнувшись носом в тарелку. Облеченный властью мальчишка принялся его бранить; в ответ кучер пообещал всыпать ему кнутом за наглость. Укоризненное молчание Николя восстановило спокойствие, и фиакр покатил в сторону улицы Сент-Оноре.

Николя хотелось кое-что прояснить, но для этого требовалось еще раз поговорить с кухаркой Галенов. Как он и ожидал, убийство новорожденного подтвердилось, теперь пора заняться флаконом. Переместившийся из лавки старьевщика в его карман сосуд должен стать важной уликой на дознании. Он готов отдать на отсечение руку, если содержимое этого флакона не имеет никакого отношения к странному продолжительному сну, о котором рассказал Наганда. Впрочем, полностью доверять показаниям индейца нельзя, ибо тот постоянно лжет, утаивает факты и намеренно вводит его в заблуждение, не желая правдиво рассказать о том, чем он занимался в интересующие Николя часы. Пока он осмысливал предстоящий допрос Наганды, в конце улицы показалась лавка под вывеской «Два бобра». Дверь ему открыла кухарка; с утра лишенная собеседников, она немедленно выложила ему все, что рвалось наружу.

Пространно объясняя ему, как трудно соблюдать развитую не по годам девочку, она пожаловалась, что Женевьева не слушалась ее, и вдобавок замучила глупыми вопросами. Девчонка вела себя точно так же, как ее тетки, когда те были в ее возрасте. Конечно, кухарка признавала, что ни Камилла, ни Шарлотта не были столь сообразительны; одна из сестер, к примеру, потратила годы, чтобы научиться шнуровать корсет, но так толком и не научилась. Николя слушал ее, не прерывая и не выказывая нетерпения. И только когда она заявила, что после той жуткой ночи, о которой она до сих пор вспомнить без ужаса не может, ребенок никак не мог заснуть, и ей пришлось дать ей сладкого молока с большой ложкой флердоранжевой воды, он попросил у нее посмотреть флакон, откуда она наливала лекарство. Это самое лучшее лекарство, успокаивает все тревоги и помогает заснуть, обе тетки девочки пользовались им, а брали они его у соседнего аптекаря, говорила кухарка, шаря в шкафу в поисках пузырька. Когда же, наконец, она вручила флакон Николя, тот сразу увидел, что он как две капли воды похож на флакон, обнаруженный у старьевщика, Во всяком случае, ни на одном, ни на другом не было этикетки, а потому ничто не указывало на их разное происхождение. Он спросил, кто из двух сестер чаще принимал снотворное. Мари Шафуро с уверенность ответила, что, конечно же, Камилла, младшая. Полагая, что такой ничтожный на первый взгляд факт может выпасть из его памяти, Николя занес ответ кухарки в записную книжечку. Поблагодарив почтенную матрону, он попросил ее завтра явиться в Большой Шатле, и неожиданно обнаружил, что его просьба необычайно взволновала ее. Она принялась отнекиваться, ссылаясь на невозможность оставить Женевьеву одну в доме; однако Николя ее отговорок не принял, и заявил, что если она боится оставить девочку, пусть берет ее с собой: присутствие ее на заседании может оказаться отнюдь не лишним. Еще раз поблагодарив кухарку за вчерашний омлет и пообещав завтра прислать за ними экипаж, он отправился дальше.

Полученные им сведения позволили ему без труда найти заведение аптекаря, к которому в случае нужды обращались все члены семейства Гален. Оно находилось в нескольких шагах от лавки Галенов, на углу улиц Сурдьер и Сент-Оноре. Толкнув дверь, Николя услышал, как в глубине дома задребезжал колокольчик. Аптекарская лавка поразила его своими размерами. В центре возвышался монументальный прилавок из резного дерева; полки, занимавшие все стены, подбирались к потолку; на полках гордо выстроились различные сосуды, среди которых преобладали фаянсовые горшочки, богато украшенные и снабженные надписями на латыни. Еще большее восхищение вызвали у Николя сосуды из слоновой кости, мрамора, яшмы, алебастра и цветного стекла. Прошло довольно много времени, прежде чем, наконец, появился человечек лет пятидесяти, в костюме из черной саржи и сером напудренном парике. Маленькие блеклые глазки под густыми темными бровями взирали на пришельца без всякого выражения.

— Чего желаете, сударь? Простите, что заставил вас ждать, но мне пришлось проследить за своим подручным, который подслащал пилюли[61]. Это очень деликатная операция, требующая моего участия.

— Я нисколько не в обиде. Николя Ле Флок, комиссар полиции Шатле. Мне хотелось бы получить от вашей любезности кое-какие сведения, необходимые мне для расследования дела, коим я сейчас занимаюсь.

Глаза его собеседника загорелись.

— Клерамбур, аптекарь, к вашим услугам. Мне уже не раз приходила в голову мысль, что у одного из моих соседей, а именно у меховщика, дома творится что-то неладное…

Хотя в голосе его прозвучало сожаление, он высказал свою гипотезу вполне уверенным тоном.

— Кстати, а почему вы не в судейском платье? — полувопросительно заметил аптекарь.

— Потому что вы пока еще не подозреваемый. Речь идет всего лишь о дружеской беседе. Мне надо проверить одну деталь.