Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский

около 20 лет находится в рабстве. У него были жена и дети, с которыми он, разумеется, не обращался как со своей собственностью. Он очень хорошо знал абазский язык и обычаи страны, и я узнал от него за 24 часа гораздо больше, чем можно узнать от недоверчивых абазов за месяцы. Как все перебежчики, он особенно уважал Мохамед-Эмина; Сефер-пашу он описывал именно таким, каким впоследствии я сумел его узнать, но особенно он заклинал меня не верить ни в чем уоркам из Убыхии. Оба убыхских дипломата совершенно опешили, когда услышали речь туапсинских тамад. Они возражали им, как умели; но я положил конец совету, объявив, что я во всяком случае буду ждать транспорта в Туапсе.

Люди из Туапсе были правы; два уорка едва только несколько часов находились вблизи нас и успели уже наделать нам много неприятностей. А именно: они сказали вскользь одному абазу, что мы только потому высадились в Туапсе и остались здесь, что хотим заманить к себе наиба, так как имеем тайное приказание от Высокой Порты арестовать его и привезти в Константинополь. Эта ловко пущенная ложь должна была держать наиба в отдалении от нас и достигла своей цели. После того как они еще сотню раз попытались уверить нас в своей дружбе и готовности к услугам, оба эти хищника и достойных друга Измаил-паши уехали; пароход «Кенгуру» взял на борт этих людей, которых он совершенно бесцельно возил вперед и назад, и доставил их снова в Вардане, забрал там свыше двух сотен пассажиров и возвратился в Константинополь. Так как Измаил-паша нанял пароход на прямой и обратный рейсы, то плата за людей из Абазии попала в его карман. Таким образом, наш переезд почти ничего ему не стоил. Английский пароход по настоянию российского посольства был задержан в Константинополе, а против владельца был возбужден процесс, из которого, однако, он вышел счастливо. Между тем в Туапсе все вокруг нас стало тихо и пустынно. Мы выкатывали глаза из орбит, всматриваясь в морскую даль в надежде увидеть на горизонте наших товарищей или по крайней мере наш парусник с боевыми припасами и амуницией. Мороз был порядочный, и плохо одетые абазы сидели в своих саклях; только те, которые чем-нибудь торговали, приходили к нам на берег. Турецкие деньги, особенно мелкие серебряные монетки, не были им знакомы, медь они уже совершенно не хотели брать, за курицу они просили или серебряную монету, или локоть американского ситца, или ружейный патрон. Особенно жадно просили порох и молодые и старые, и за несколько патронов можно было нанять абаза на целый день на беготню по разным поручениям.

3 марта в 6 часов утра часовой донес, что в море виден пароход. Я приказал солдатам немедленно вооружиться винтовками и запаковать наши припасы и вслед за тем вышел на берег. Не могло быть сомнения, что корабль этот неприятельский, потому что Измаил еще не мог приехать. У меня было только 30 вооруженных главным образом саблями людей, потому что 4000 ружей и другое оружие, которое я должен был найти в Абазии, оказалось, как и все остальное, сказкой. В развалинах крепости я нашел только 17 испорченных чугунных пушек, оставленных русскими. После тщательного осмотра нашли мы, однако, еще 3 орудия, из которых можно было стрелять. Еще в первые дни я приказал сделать деревянные подпорки и соорудить подобие лафета, на который и было поставлено одно 12-фунтовое орудие. Я приказал приготовить четыре патрона из нашего собственного пороха, а вокруг крепости мы нашли множество снарядов, которые и забили в орудие. Неприятельский корабль вошел в гавань; лодки были полны людьми; следовательно, неприятель предполагал высадить десант. Когда корабль подошел на половину орудийного выстрела, я приказал открыть огонь, во время которого мои люди начали движение между саклями, чтобы ввести в заблуждение противника о нашем числе. Наш первый выстрел не попал в цель, второй – ударил по кораблю. Русские, по-видимому, рассчитывали на нечто иное, потому что их корабль быстро повернулся и отплыл в открытое море после того, как кинул в нас пять гранат. Выйдя за пределы досягаемости выстрелов, корабль остановился, и множество подзорных труб нацелилось на берег. Через полчаса всякая опасность для нас уже миновала, потому что с гор сбегались абазы, услышавшие орудийные выстрелы; они неслись в диком беге и на конях, и скоро собралось больше сотни вооруженных людей. Русские рассматривали нас издалека в течение недолгого времени и потом продолжали свой путь дальше в Сухум-Кале.

Раскаяние в моем преступном легкомыслии, благодаря которому я отплыл без оружия и не дождался судна с боевыми припасами, было во мне очень сильно, но, к сожалению, пришло слишком поздно. Все время я искал способ скрыть от абазов мой недостаток оружия. Солдатам я приказал демонстрировать как можно чаще их немногочисленные ружья, сабли и револьверы и не выходить из домов невооруженными. Солдаты так хорошо проводили этот маневр, что за все время моего пребывания в Туапсе абазы не заметили нашей невооруженности. Только при походе из Туапсе должен был я раскрыть эту фатальную нашу слабость, что произвело на горцев весьма своеобразное и далеко не очень благоприятное впечатление.

Мы не могли оставаться дольше на берегу, потому что русские могли в любое мгновение вернуться, и, возможно, мы не сумели бы выйти из этого дела с целой шкурой; если бы неприятель высадил отряды на землю, то мы могли бы потерять и те небольшие припасы, которые у нас были. Поэтому я направился на полчаса езды в глубь страны, оставив в гавани только один пост из 10 человек. Так как погода стала мягче, мы могли уже устроить бивуак в палатках.

Я отправил письма как к Сефер-паше, так и к наибу с просьбой, чтобы они оповестили народ о нашем приезде и созвали народное собрание. Старший Сефер, который жил дальше 10 дней езды, не заставил долго звать себя и тотчас же отправился в путь, но Мохамед-Эмин, который находился всего в двух днях езды, послал к нам человека с ответом, что русские тревожат границы Абадзехии, поэтому он очень занят, но скоро приедет; как я, однако, узнал позже, он был тайно предупрежден против нас, а предостережение это шло из Убыхии.

Наиб и почти все абазы были убеждены, что мы солдаты султана, и хотя, с одной стороны, это приносило нам известную пользу, но, с другой стороны, это же нам сильно вредило. Особенно в Туапсе, где очень мало людей следуют заповедям Корана, на мусульманских солдат