Наследник Петра. Подкидыш - Андрей Величко

Перед сном еще оставалось время на размышления, и Сергей снова прокрутил в памяти сцену поединка. Интересно, в какой мере его победа случайность, а в какой нет? Итак, Голицын смог поднять ружье значительно быстрее, чем ожидал Новицкий, а времени на прицеливание вообще практически не тратил. И если второе понятно, мастерство не пропьешь, то как быть с первым?

Да точно так же, сообразил молодой человек. Это же стандартное солдатское упражнение – подъем ружья из положения «к ноге» в боевое. Сколько тысяч раз его проделывал князь? Много, очень много. А он, император? Где-то от десяти до пятнадцати – и на этом успокоился. Из-за чего чуть не проиграл. Но, что самое интересное, благодаря ему же и выиграл.

Потому что Голицын солдат и всю свою жизнь воевал с солдатами. И, увидев начало подъема ружья, не мог предположить, что на середине этот процесс прервется и ружье полетит в одну сторону, а его владелец – рыбкой в другую. Любой солдат на месте Сергея, хоть новичок, хоть ветеран, обязательно бы довел начатый прием до конца – их так учили. И Голицына в свое время тоже – вот на этом он и прокололся.

На следующий день после взятия в свои руки всей полноты власти молодой император с утра написал письма Василию и Алексею Долгоруковым, в которых благодарил их за долгую беспорочную службу и выражал надежду, что длительный отдых в загородных имениях поможет им восстановить силы, растраченные на ниве беззаветного служения государству Российскому. Остермана же с Головкиным пригласил на аудиенцию – Андрея Ивановича после завтрака, а Гавриила Ивановича – после обеда. И вот настало время приема первого визитера, то есть вице-канцлера. Выглядел тот, прямо скажем, не очень хорошо. Вот ему-то, пожалуй, действительно не помешал бы отдых в отличие от Долгоруковых. Но работать-то тогда кто будет? Да и дело, которое молодой император собирался поручить оному государственному мужу, при желании тоже можно будет рассматривать как разновидность отдыха. Во всяком случае, бегать уж точно никуда не придется, да и волноваться в общем-то тоже.

– Хоть ты, Андрей Иванович, и лишился поста в Совете за исчезновением такового, но без твоей помощи править мне будет тяжело, так что решил я назначить тебя императорским советником по вопросам государственного устройства. Как ты на это смотришь?

– С радостью, государь.

Однако весь вид вице-канцлера находился в некотором противоречии со сказанным – ни восторга, ни даже самого слабого удовлетворения почему-то не наблюдалось.

– Твоя работа будет заключаться в том, что станешь ты писать мне доклады на заданные темы. Не торопясь, сиюминутным я тебя нагружать не собираюсь. Нужен месяц – столько и работай, даже если вдруг два-три понадобится – тоже не страшно.

Вот тут на лице Остермана, пусть и с некоторым опозданием, проступила самая настоящая радость. Действительно, что может быть лучше, чем большую часть времени находиться в почтительном отдалении от молодого царя! Дабы не оказаться втянутым ни в какую историю наподобие вчерашней или, упаси господь, приключившейся весной в доме Ушакова.

– Значит, первый твой доклад как раз и будет посвящен высшим государственным органам Российской империи – Сенату и недавно распущенному Верховному тайному совету. На основании разбора работы последнего я жду от тебя рекомендаций по улучшению деятельности Сената. Если же ты считаешь, что необходим еще какой-то орган, обосновывай, всегда готов рассмотреть любое взвешенное предложение. В общем, я на тебя надеюсь, дорогой Андрей Иванович.

Головкин выглядел гораздо лучше Остермана, но сразу после взаимных приветствий начал жаловаться на здоровье. В ответ император поинтересовался, как, по мнению уважаемого Гавриила Ивановича, Остерман справится с руководством российской дипломатией.

– Да никак! – зло сказал канцлер, никаких теплых чувств к вице-канцлеру не испытывающий. – Будет что ни день на болячки свои жаловаться, интриги плести да поклепы на честных людей писать.

– И ты хочешь оставить меня только с ним? – огорчился Новицкий. – Или, может, сам еще поработаешь немного? Согласен, лет тебе больше, но ты ведь молодцом выглядишь, а не старой развалиной, как Андрей Иванович.

В общем, Головкин согласился, и Сергей начал излагать ему свое видение внешней политики:

– Воевать я в ближайшие годы ни с кем не собираюсь, потому что нечем. Армии, почитай, нет, а то, что есть, это не армия. Миних говорит, что на приведение ее в порядок нужно два года. Мне же мнится, хорошо, если он за три управится, а по уму и вообще надо четыре. Я правильно понимаю обстановку или что-то упускаю?

– Правильно, государь, не след нам сейчас ни с кем воевать, но сие не от нас одних зависит. В Польше королем сейчас Август Сильный, но больно уж он, в соответствии с прозвищем, сильно предается излишествам, кои в любой момент могут свести его в гроб. А французы тогда наверняка постараются провести в короли Станислава Лещинского, что будет означать союз Польши, Швеции и Османской империи. В таком разе они нам без всякой войны смогут диктовать, что захотят.

– Мне Кристодемус сказал, что Август протянет еще года три, но нам, конечно, нужно быть готовыми ко всему. С чем Остерман точно не справится, тут я согласен. А ты еще хотел в какую-то отставку! Рано, канцлер, рано. Впереди ждут великие дела. Про твою роль в них небось пииты будут оды слагать.

– Не перехвали, государь. Да и нет у нас пока никаких пиитов.

– Нет, потому что не нужны, а понадобятся – в момент найдутся. Чего тут хитрого, стишки сочинять? Может, и сам на досуге займусь – если, конечно, оный досуг появится.

Против воли в голове у молодого императора тут же возникли две первые строки будущей эпической поэмы:

Служил Гаврила дипломатом,

Гаврила ноты рассылал…

Начало сентября ознаменовалось тем, что в Москву прибыла последняя партия медной проволоки и первая – железных пластин для изготовления генератора. Случилось это событие около полудня, а ближе к вечеру произошло еще одно, и тоже связанное с прибытием. В древнюю столицу Российской империи явился майор Абрам Петрович Ганнибал. Рапорт о чем он тут же отправил в Лефортовский дворец, а сам остановился на постоялом дворе. Прочитав принесенную ему бумагу, император назначил Ганнибалу аудиенцию на следующее утро, сам же ненадолго задумался. Ведь этот прадед Пушкина находился при Петре Первом как минимум двадцать лет, и последние десять из них – неотлучно. И всего-навсего майор! Дома в Москве нет, в Питере был небольшой деревянный, да и тот куда-то делся за время сидения Ганнибала в ссылке. А о чем это может говорить? Либо о том, что данный субъект способностями обладает весьма средними, если не сказать больше, и ничего другого просто не заслуживает.

Однако Миних, например, этого не подтверждает, да и Пушкин вроде писал о своем предке весьма одобрительно. Либо такое положение дел связано с тем, что Абрам Петрович не карьерист и не вор. Если же он кроме этого действительно талантливый военный инженер, то ему самое место в ближнем круге молодого императора. Как бы это все попроще и побыстрее проверить? Ага, вот тут-то помимо своего основного назначения проволока и пригодится, но ее одной будет мало. Нужно еще что-то такое… этакое… ну, в общем, для вора и карьериста привлекательное. Есть у меня такое, сообразил Новицкий, это дворец Голицына в Охотном ряду. Он только называется дворцом, а на самом деле там три больших здания и штук шесть – не очень, причем кое-чему и ремонт пришелся бы кстати.