Четыре блондинки - Кэндес Бушнелл

– Дело не в том…

– А в чем? В чем же? Ну? Меня уже порядком утомили твои притязания.

Господи Боже мой! Ну почему все, что я говорю, ни к чему не приводит? Почему я не могу сделать так, чтобы меня услышали?

– Ты снова встречаешься с Лил Бит Парсонс, да? – спрашиваю я торжествующе.

Это его пронимает.

– Че… – начинает он, но отводит глаза, и я вижу, что попала в точку. – Черт, дай мне передохнуть. – Тон у него болезненный.

– Ты встречаешься с ней. Я все знаю. Она в Европе, отдыхает со своими детьми. Она была в Сен-Тропезе.

– Ну и что?

– А то, что ты бегал к ней, – говорю я, хотя не имею об этом ни малейшего понятия и даже не припоминаю, когда бы такое могло произойти.

– Перестань, – просит он.

– Ты виделся с ней. Ты виноват.

– Я не собираюсь обсуждать это, Сесилия.

– Ты не собираешься обсуждать, потому что я права. Ты опять встречаешься с ней. Почему бы тебе просто не признать это?

– Я же сказал, что не намерен это обсуждать.

– Так знаешь что, дружок, – говорю я, – в последний раз, когда ты не хотел это обсуждать, это появилось… во всех… ГАЗЕТАХ! – Теперь я кричу так громко, что начинает болеть голова.

Хьюберт смотрит на меня (с грустью, как мне кажется) и прыгает в воду. Я поворачиваюсь и прохожу мимо Пола и кока, которые имеют наглость сдержанно улыбаться мне, будто бы только что ничего не случилось. Я думаю о том, как вообще могу выносить такую жизнь, иду на палубу и, благодарение Богу, вижу там Дайану. Я сажусь и опускаю голову на сложенные руки.

– На причале фоторепортеры, – предупреждает Дайана. – Наверняка будет впечатляющая фотография Хьюберта, как он тебя тащит. На обложке «Стар», это уж точно.

– Я не могу так это оставить, – говорю я.

– Она никогда не сдастся, понимаешь? – говорит Дайана. – Она кинозвезда. А кинозвезда не может быть отвергнутой. Она не может поверить, что он выбрал тебя, а не ее. Она будет ходить за ним по пятам до самой его смерти, детка. И даже тогда она будет оттирать тебя от гроба на похоронах. Совсем как Пола Йейтс*.

Дайана зевает и поворачивается на бок, опрокидывая на палубу флакон с лаком для ногтей.

Одна из уловок, которые вы постигаете, выйдя замуж, состоит в том, что не стоит доводить каждую схватку до победного конца. Вы можете сделать небольшой перерыв. Притвориться, что ничего не произошло. Я обнаружила, что это работает с Хьюбертом, которого, как я теперь поняла, очень легко сбить с толку. Может, поэтому он и начал встречаться с Лил Бит Парсонс. Она просто манипулировала им.

Вот почему сейчас, когда он поднимается на яхту и вода стекает по его костюму аквалангиста (который подчеркивает все его мускулы и подтянутый живот), мы с Дайаной смеемся и пьем шампанское, будто вообще ничего неприятного не произошло. Я наливаю ему шампанского, и он вздыхает с облегчением, думая, что, вероятно, гроза пронеслась.

Но это не так.

Она возобновляется, когда мы с Хьюбертом едем на такси к вилле сэра Эрни и принцессы Урсулы на холме в Порто-Эрколе.

– Почему ты тогда порвал с ней? – начинаю я невинно.

Хьюберт держит меня за руку и смотрит в окно на виноградники. Он поворачивается ко мне и спрашивает:

– С кем?

Что-то в его голосе убеждает меня: он понимает, о ком я говорю.

– Ты знаешь, с Лил Бит.

– Ох, – морщится он, – ну я же встретил тебя.

Этот ответ, конечно, не удовлетворяет меня, по крайней мере не до конца удовлетворяет, и я продолжаю:

– Вроде бы в сентябре Лил Бит всегда бывает у принцессы Урсулы…

– Я не помню, – пожимает плечами он. – Они хорошие подруги. Они знакомы с тех пор, как Лил Бит училась в колледже в Швейцарии.

– Колледж в Швейцарии. Чудесное словосочетание! – бросаю я желчно.

Он удивляется:

– А что в этом такого?

Чтобы не уводить разговор от главной темы, я спрашиваю:

– А ты ездил с ней? В Порто-Эрколе, к тетке, каждый сентябрь?

– Ты же знаешь, что да.

– Это, наверное, всех устраивало, – подхватываю я. – Все прекрасно ладят, все – лучшие друзья.

– Это было неплохо, – подтверждает Хьюберт.

– Я не виновата, что Урсула меня ненавидит.

– Это не так. Просто она думает, что ты недостаточно хорошо обо мне заботишься.

Я решаю не уточнять, что стоит за этими словами, демонстративно зеваю и заявляю:

– Лил Бит Парсонс жилось легче всех, кого я знаю.

– Ей не так уж легко жилось, – возражает Хьюберт, – ее парень ее избивал.

– Ох, какое страшное несчастье! Ее парень ее избивал. У нее было несколько синяков. Если тот парень был таким чудовищем, почему она его не бросила?

– Просто она не такая, понятно?

– Ее папочка был богат, и когда ей было семнадцать, она начала карьеру модели, а в девятнадцать получила свою первую роль. Трудная жизнь.

– Если она не выросла в коммуне, это еще не значит, что она не имеет представления о трудных временах.

– То самое и значит, – не уступаю я, – ты понял?

– Нет, – говорит он, – я не понял. И я не понимаю тебя.

Остаток пути мы проезжаем молча.

На вилле принцесса Урсула приветствует нас у бассейна; на ней купальник и саронг, обмотанный вокруг талии (ей пятьдесят пять, но она все еще думает, что у нее превосходная фигура, и не упускает случая ее продемонстрировать). Слегка поигрывая одновременно французским и английским акцентом, она небрежно замечает, что дорогая Лил Бит на самом деле в Порто-Эрколе – проводит две недели на собственной вилле, и что она – ха-ха! – приедет на ленч, и разве это не «прекрасный сюрприз»?

Хьюберт смотрит на меня, но мне каким-то чудом удается скрыть свои чувства (так скрывает их пленник во вражеском лагере), и он берет меня за руку, говоря:

– Это здорово. Мы с Сесилией только что говорили о том, будет здесь Лил Бит или нет. Сесилия сказала, что будет.

Тетя Урсула смотрит на меня так, словно видит первый раз в жизни, и заявляет:

– Что ж, возможно, Сесилия потенциальный медиум. У нее могут быть скрытые таланты, о существовании которых мы даже не подозревали.

Это замечание просто невероятно язвительное, но сделано оно в такой форме, что Хьюберту этого никогда не понять, поэтому я решаю не отвечать.

Я высокомерно и неприязненно улыбаюсь тете Урсуле, и она произносит: