На фейсбуке с сыном - Януш Леон Вишневский

Так же думали почти все женщины, проживавшие поблизости и слышавшие обо мне. Но в четвертом доме проживал с женой некий господин Зиновий Константин Л., который считался образцовым феминистом (тогда, правда, слова этого не употребляли). Образцовым, да. Потому что Зиновий, как и мой Леон, с мнением женщины очень считался и относился к ней уважительно — но стрезва. А все знали, что мой Леон и стрезва феминист, и если выпьет — тоже. По мнению улицы, непьющий феминист — пьющего феминиста лучше и образцовее. А по моему мнению, в этом какая-то катастрофичная (или катастрофическая? уж и не знаю, как лучше сказать-то) ошибка. Некоторые, очень немногочисленные, мужчины обнаруживают в себе склонность к феминизму, когда одурманены алкоголем. Другие — и таких подавляющее большинство — в таком состоянии феминистами быть перестают окончательно и бесповоротно.

А по мне, сыночка, только спьяну феминизм истинный может у мужчины проявиться, искренний и настоящий.

Что-то я в пафос впала, верно, от красного вина… и отца Твоего на пьедестал прямо воздвигаю. А ведь он был нормальным мужчиной, из плоти и крови, из желания. И из многих недостатков, свойственных мужчинам. А иногда бывал невыносимым и глупым, как осел. Такой случай Тебе приведу. Как известно, Леон алкоголя не избегал — это если дипломатично выражаться. И по поводу этой его слабости мы с ним много раз вели громкие и продолжительные дискуссии. Некоторые из них наверняка достигали ваших с Казичком ушей, потому как голос у меня был, если помнишь, весьма звучный. А особенно рьяно мы принялись дискутировать, когда в желудке у Леона обнаружились эти язвы. Алкоголь уж никак не лекарство от язв, это все знают, для этого медицинское образование-то необязательно. Леон этих дискуссий не любил и всеми возможными способами старался от них уйти. И однажды его изобретательность все границы перешла. После дневного дежурства, со свежим всегдашним хлебом в портфеле, вместо того, чтобы, как положено, вернуться сразу домой, он со своими коллегами — водителями «скорой помощи» (такими же пьяницами, как и он) пообщался. Употребили они на троих два литра «Ржаной», да на пустой желудок, который у Леона и так был уже весь в язвах. Опасаясь скандала, Леон подговорил своих трезвых коллег (других), чтобы они его на карете «скорой» к дому привезли. А уже в подъезде нашего дома Леон свой замысел существенно усовершенствовал: уговорил водителя и санитара, чтобы они вынули из машины носилки, принесли к нашим дверям и постучали, а когда дверь, мол, откроется — Леон быстренько на эти носилки ляжет и свернется клубочком, будто от боли: «Ох, Иренка, язва у меня открылась!». Эти дурни замысел признали ловким и убедительным и даже выражали, довольно шумно, удивление изобретательностью Леона. Я их одобрение слышала очень хорошо, потому как стояла, прижавшись ухом к входной двери, привлеченная шумом на лестнице. И тогда я резким движением распахнула дверь и одновременно зажгла свет на лестничной клетке. В тот момент тело Леона, хоть и не полностью, уже находилось на носилках. Что я при этом говорила — пересказывать не стану, иначе придется очень долго извиняться за несдержанность и грубость. Солидарность коллег с Леоном в то же мгновение кончилась — они выпустили из рук носилки и бросились бежать. А Леон оказался внизу, носом в пол. Чего он там бормотал — тоже не стану повторять, да и не помню в точности, хотя знаю, что в его словах преобладали извинения. А вид Леона, который на четвереньках пробирался в спальню через вашу с Казичком комнату, не забуду никогда. Когда наконец добрался до нашего супружеского ложа, как был, одетый и обутый, он вполз под одеяло и накрылся им с головой. Эта сцена так меня развеселила, что я рассмеялась, и вся злость моя улетучилась моментально, а на смену ей пришло — умиление. И когда Леон захрапел, я ботинки и одежду с него сняла, лицо мягкой салфеткой, смоченной в теплой воде, обтерла и, прижавшись к его груди, спокойно уснула. К мошеннической провокации с «открывшейся язвой» мы вернулись в довольно громкой дискуссии два дня спустя, и Леон, как настоящий мужчина, всю вину спихнул на коллег и отсутствие закуски, себя виня лишь в том, что недостаточно сопротивлялся. Я сделала вид, будто поверила, — в очередной раз. Любящие феминистки всегда так делают. Так что сам видишь — до пьедестала Твоему отцу куда как не близко.

После сочельника 17 августа наступал Твой, сыночек, день рождения. Когда Ты был ребенком, Ты его ждал как настоящего Сочельника — из-за подарков, конечно. Баба Марта с самого утра на кухне хлопотала, чтобы приготовить тесто для Твоего любимого сливового пирога и пекарю с соседней улицы отнести, чтобы тот испек (тогда принято так было печь пироги в пекарнях). Бабушка сама к пекарю в день Твоего рождения ходила и немало причиняла ему хлопот, потому как Твое неукротимое обжорство прекрасно знала. Не раз случалось, например, во время печения пасхальных куличей, что короткой дорогой от нашего подъезда до пекарни чуть не треть теста исчезала в Твоем желудке, что было несправедливо по отношению к нашей большой семье. Я в этот день на работу не ходила, и так как отгул мне чаще всего давать отказывались, обычно по политическим мотивам (отказ яйца секретаря партии просвечивать мне не простили никогда!), Леон мне организовывал больничный по форме Л-4, через фельдшеров или настоящих врачей. До обеда я шла в парикмахерскую, закрашивала седину и делала завивку, которая называлась перманентом. Потом возвращалась домой и накрывала стол двумя белоснежными вышитыми скатертями. На стол я ставила вазы с цветами, а на кухне, с бабой Мартой и Леоном, если он был не на дежурстве, мы готовили много вкусной еды, чтобы гости с Твоего рождения ушли сытыми и довольными. Казичек с утра приготовлял Тебе «трон» — это мы немецкий обычай переняли, Geburtstag: самый большой стул в доме украшали ветками. Ты на этом «троне» должен был восседать и принимать поздравления и подарки. Как только раздавался звонок в дверь — Ты бросал все и со всех ног несся к своему «трону» и там ждал гостей. Торт (по финансовым соображениям) бабушка испечь Тебе не могла, поэтому свечки ставили в кучку песка, которую насыпали на тарелку и украшали листиками ивы и лепестками цветов. Я вместе с Тобой их задувала и загадывала желания — и эти желания всегда касались Тебя. Чтобы Ты был здоров, чтобы вырос благородным, мудрым и честным, чтобы сердце выше ума ставил, чтобы женщину хорошую встретил… Но это уж вечером бывало, когда гости собирались вокруг стола и Леон вставал и дрожащим голосом говорил тост, но до конца никогда не договаривал, потому что глаза его наполнялись слезами. А он, когда плакал, становился нем. Но все и так понимали, без слов, что он хотел сказать. И смотрели в этот момент на Тебя. На его Нушку. А он рюмку с водкой ставил на стол, сигарету в пепельнице гасил и подходил к Тебе, а по пути меня из-за стола вытягивал и к себе прижимал. И вот такое романтичное представление каждый год устраивал как в первый раз.

Но это уж вечером было. А до этого я, с не совсем еще натуральной прической, бабу Марту оставляла на кухне одну, а сама отправлялась приводить себя в порядок: надевала новую, купленную специально на этот случай комбинацию, крем «Нивея» подушечками пальцев в лицо вбивала, кроваво-красной помадой красила губы и впихивалась в элегантное платье, усиленно втягивая при этом живот. Леон очень любил, когда у меня на губах блестела красная помада. Платьев у меня было немного, а вот комбинацию всякий раз к твоему дню рождения я покупала новую — больше для Леона, чем для себя, потому что Леон на этих комбинациях был повернут, как фетишист какой, и частенько, уже раздев меня, натягивал мне на голое тело комбинацию или просил, чтобы я сама надела. Теперь-то это называется на французский манер dessous, а тогда — просто комбинация. Я, угадывая вкусы Леона, старалась покупать как можно более прозрачные комбинации. И скажу Тебе, сыночек, меня это очень возбуждало. Чуть прикрытая нагота вносит в отношения мужчины и женщины совсем другой оттенок — о чем Ты и сам знаешь, ибо в этом деликатном смысле на своего отца походишь. Хоть и не вполне — потому как идея связать мне руки порванной комбинацией Леону, к сожалению, в голову не приходила.