Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

что в этом случае снабжать все многомиллионное население государства репродукторами пришлось бы за счет государства, а так каждый приобретал его сам. А может быть, власти даже не допускали мысли, что кто-то ослушается и самостоятельно, добровольно отключит себя от единственного для многих и обязательного для всех источника оперативной информации.

И лишь сравнительно недавно, когда вся эта система уже отживала свой век, какой-то просветленный человек вдруг догадался применить так называемую «защиту от дурака» – сделать радиовилку (и, соответственно, радиорозетку) не с круглыми, а с плоскими штырьками.

* * *

Свобода подключения к радиосети давала возможность так называемым радиохулиганам радиохулиганить не только с помощью радиопередатчиков, но и с помощью сети проводного вещания. Хулиганы знали свое дело – они каким-то хитрым образом отсоединяли так называемые ограничительные сопротивления и, воспользовавшись непродолжительными перерывами в вещании, пускали собственные песни, часто матерные.

Я, будучи школьником отнюдь не старших классов, обходился без подобных хитростей. Просто подключал радиорозетку к усилительному выходу магнитофона «Комета-201» – и пара соседних этажей нашего подъезда наслаждалась песнями Аркадия Северного и братьев Жемчужных. Никаких сопротивлений я не обходил, не отключал. Не дожидался и перерывов – мощности старого катушечника с постоянно снятой лицевой панелью (приходилось часто поправлять съезжающие пассики и вытаскивать зажеванную пленку) вполне хватало, чтобы перекрыть монотонный бубнеж очередного советского диктора.

Впрочем, хулиганам, по всей видимости, было мало нескольких квартир, а для того, чтобы взломать вещание во всем доме, как раз и требовались эти танцы с бубнами.

Вместе с тем призываю читателей – особенно малолетних и склонных к чрезмерному употреблению бодрящих напитков – воздержаться от подобных опытов. Хотя бы потому, что это радио давно уже никто не слушает и все ваши труды окажутся напрасными. Несмотря на то, что все жилые здания до сих пор сдаются с проводными радиоточками, а в квитанции за коммунальные услуги значится некая незначительная сумма за оплату этой абонентской услуги, радиоприемники никто не покупает и не подключает. Действительно, сумма настолько мизерная, что она совершенно не заметна на фоне других, гораздо более внушительных позиций коммунальной квитанции. К тому же, заплатив единовременно некую более ощутимую сумму, эту услугу можно вовсе отключить.

* * *

Совместный досуг был если и не нормой в коммуналках, но, во всяком случае, явлением распространенным. Удивительно, однако, что при этом коммунальные романы были делом очень редким. Видимо, дело в том, что для зарождения романтического чувства нужна некая тайна, загадка, интрига. А какая тут интрига, если у всех трусы над одной плитой сушатся, и все в один сортир ходят, стены которого, ясное дело, пропускают звуковое сопровождение процесса.

А если что-то вдруг случалось, то оказывалось под вопросом продолжение романа. Многие счастливые семьи так и не стали счастливыми семьями просто потому, что завести ребенка было невозможно в принципе. Я прекрасно помню, как на рубеже 1960—1970-х годов наше семейство жило в коммуналке. Мы занимали комнату 13 метров, вытянутую, словно фломастер. Там были две кровати, какая-то тахта и стол. При этом каждый предмет использовался как спальное место на двоих человек – на кроватях и тахте спали валетом, то есть, для экономии места, ноги размещали рядом с лицом товарища по лежбищу. Стол же использовался как двухэтажная конструкция – один человек спал на столе, а другой – под столом. Как я при таких-то условиях появился на свет – совершенно неясно.

И неудивительно, что именно квартирный вопрос наиболее решительно портил демографическую статистику.

* * *

Впрочем, жизнь шла своим чередом, несмотря ни на что. Анатолий Рыбаков описывал – как антитезу парадному Арбату – убогую коммуналку на окраине Москвы:

«Четырехэтажный неоштукатуренный дом стоял на отшибе. Они прошли по длинному коридору, слабо освещенному, с бесчисленными дверьми по сторонам. Перед последней дверью Катя сказала:

– У Маруси друг… Ты ничего не спрашивай.

На диване, лицом к стене, спал мужчина, у окна сидели мальчик и девочка лет по десяти-одиннадцати, они оглянулись на дверь, поздоровались с Катей. У кухонного столика в углу комнаты, рядом с рукомойником, возилась маленькая женщина, много старше Кати, с миловидным добрым лицом. Это и была Маруся.

– А мы заждались, думали, не придете, – сказала она, вытирая руки и снимая фартук, – думали, загуляли где… Вставайте, Василий Петрович, гости пришли.

Мужчина поднялся, худой, хмурый, пригладил редкие волосы, провел ладонью по лицу, сгоняя сон. Воротничок его рубашки примялся, узел галстука был опущен.

– Пироги засохли. – Маруся сняла полотенце с лежавших на столе пирогов из ржаной муки. – Этот с соей, этот с картошкой, а тот с капустой. Тома, подай тарелки.

Девочка поставила на стол тарелки. Катя сняла жакет, достала из буфета ножи и вилки, сразу стала накрывать на стол, знала, где что лежит, видно, бывала тут не раз.

– В комнате убери! – приказала она Марусе.

– Заспались после обеда, – оправдывалась та, снимая со стульев одежду, – и ребята бумагу нарезали, подбери бумагу, Витя.

Ползая по полу, мальчик собрал обрезки бумаги.

Василий Петрович умылся под умывальником, подтянул галстук. Маруся отрезала ребятам по куску от каждого пирога и поставила на окно.

– Ешьте!

Василий Петрович разлил водку.

– С праздником!

– Под столом встретимся! – Катя посмотрела на всех, кроме Саши. Она в первый раз привела его к своим знакомым, пила здесь водку, а с ним пила только красное вино.

– Какого черноглазого себе отхватила! – весело проговорила Маруся, кивая на Сашу.

– Черноглазого и кудрявого, – усмехнулась Катя.

– В молодости волосы вьются, в старости секутся, – объявил Василий Петрович и снова взялся за бутылку. Теперь он не казался Саше хмурым, в его разговорчивости было желание поддержать знакомство. И Маруся глядела на них ласково, понимающе.

Саше было приятно Марусино покровительство, нравился этот дом на окраине, песня и гармошка за стеной.

– Что же вы не едите? – спросила Маруся.

– Ем, спасибо, вкусные пироги.

– Было бы из чего, не такие бы испекла – дрожжей и тех не достанешь. Спасибо, Василий Петрович принес.

Василий Петрович сказал что-то серьезное по поводу дрожжей.

Ребята попросили еще пирога.

Маруся снова отрезала им по куску.

– Думаете, для вас одних наготовлено?! Кончилась ваша гулянка, умывайтесь!

Она собрала их постели и понесла из комнаты, к соседке.

Дети ушли спать. Потом собрался и Василий».

Непарадная, несчастная, вызывающе коммунальная, но все-таки любовь.

Кто кого? Конфликты и криминал

«Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой. На углу Глазовой и Боровой.

Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилову последнюю башку чуть не оттяпали.