Последний Дозор - Сергей Лукьяненко

Надо мной медленно светлело небо. Гасли непривычнокрупные южные звезды. Я отхлебнул еще «колы» из бутылки и добавил:

— За амулеты спасибо. Все в самую точку.Но теперь выдерни нас отсюда. Если припрется еще один психопат…

— Антон. — Голос Гесера сталмягче. — Что случилось?

— Имели жаркую беседу с Эдгаром.

Гесер помолчал и спросил:

— Он жив?

— Жив. Ушел порталом. Но вначале долгопытался нас прикончить.

— Наш друг Инквизитор сошел с ума?

— Возможно.

Гесер что-то замурлыкал в трубку, и я внезапнопонял, что шеф размышляет — как получше использовать эту информацию в разговорес Завулоном. Как посильнее унизить Темного рассказом про его бывшегоподопечного.

— Гесер, мы очень устали.

— За вами прилетит вертолет, —сказал Гесер. — Провесить портал — это будет очень тяжело. Подождитечуть-чуть, я свяжусь с Ташкентом. Вы… у Рустама?

— Мы на плато, где вы били Темных БелымМаревом.

Мне не так часто удается смутить Гесера, чтобыпозволить себе упустить такой момент.

— Вертолет будет скоро, — сказалГесер, помедлив. — Ты говорил с Рустамом?

— Да.

— Он ответил?

— Ответил. Но не на все вопросы.

Гесер облегченно вздохнул:

— Хорошо, что хоть на что-то… Не пришлосьего… э… уламывать?

— Нет. Все четыре браслета я разрядил вЭдгара.

— Да? — Гесер веселел с каждым моимсловом. — И что удалось узнать?

— Имя вампира, вместе с которым орудуетЭдгар.

— Ну? — помолчав секунду, сказалГесер. — Кто?

— Саушкин.

— Этого не может быть! — рявкнулГесер. — Чушь собачья!

— Значит, заклинания не сработали.

— Мои заклинания не могли не сработать.Это ты мог промазать, — чуть мягче произнес Гесер. — Антон, не надо…интеллигентских заморочек. Приедешь — я покажу тебе то, что не хотелпоказывать.

— Весь в предвкушении, — фыркнул я.

— Я говорю об останках КонстантинаСаушкина. Они хранятся у нас, в Дозоре.

Настала моя пора замолчать. А Гесер сказал:

— Мне очень не хотелось тебя лишний разрасстраивать. Обугленные кости — не самое веселое зрелище… извини за случайныйкаламбур. Константин Саушкин мертв. В этом нет никаких сомнений. Даже Высшийвампир не способен жить без черепа. Все. Расслабься. Ждите вертолет.

Я прервал связь. Посмотрел на Алишера — тотлежал неподалеку, жевал шоколад. Сказал:

— Гесер сказал, что останки Саушкинахранятся у нас.

— Да, — спокойно ответилАлишер. — Я видел. Череп, в который вплавлено стекло от скафандра. Мертвтвой Саушкин.

— Ты не переживай, — подал голосАфанди. — Бывает так, под любым заклятием можно исхитриться, да и соврать.

— Не мог он соврать… — прошептал я, вспоминаялицо Эдгара. — Нет, не мог…

Поднеся телефон к глазам, я забрался в менюплеера. Включил случайное воспроизведение. Услышал женский голос под тихийперебор гитары и положил трубку рядом. Крошечный динамик старался изо всех сил.

Мы раньше вставали с восходом солнца

И жили тысячу лет.

А потом кто-то взял и выкрал

Огонь — мерцающий свет.

Тогда одни из нас стали молиться,

Другие — точить клыки,

Но все мы пили из Голубой Реки.

А время тогда потекло сквозь пальцы,

К зиме обмелела река.

И тот, кто жил здесь всегда, стал винить

Пришедших издалека.

У одних подрастали дочери,

У других сыновья,

Но все мы пили из одного ручья…

— Афанди! — позвал я. — А тызнаешь, мне про тебя дочка говорила. Еще в Москве.

— Да? — удивился Афанди. —Волшебница дочка?

— Волшебница, — признался я. —Только маленькая пока. Шесть лет всего. Спрашивала, подаришь ли ты ей бусы.Синенькие.

— Какая правильная дочка! —восхитился Афанди. — Шесть лет — а уже о бусах думает! И бирюзу правильновыбрала… держи!

Я уж не знаю, из какого кармана он извлекбусы, которые подал мне. Я с любопытством посмотрел на нитку небесно-синейбирюзы. Спросил:

— Афанди, они ведь магические?

— Совсем чуть-чуть. Нитку заколдовал,чтобы не порвалась никогда. А так — просто бусы. Красивые! Я для правнучкивыбирал, старенькая она у меня, а все равно украшения любит. Ничего, другиекуплю. А эти твоей дочке, пусть носит на здоровье.

— Спасибо, Афанди, — сказал я, прячаподарок.

Один поднимался все выше и выше,

Другой повредил крыло.

На одних полях наливались колосья,

На других ничего не росло.

Один умирал, настигнутый пулей,

Другой — стрелял из ружья,

Но все мы пили из одного ручья.

И отхлебнув — кто вина, кто зелья,

Кто отца поминая, кто — мать,

Один решает, что время строить,

Другой — что время взрывать,

Но каждую полночь Сидящий у Мельницы

Судеб решает их спор:

Он говорит, кому выходить в дозор.[11]

Алишер кашлянул и негромко сказал:

— Возможно, это не мое дело, музыкантывообще люди странные! Но я считаю, что надо бы провести служебное расследованиепо поводу этой песни…

Преподаватель обвел стажеров внимательнымвзглядом. Он и сам был молод, недавно еще стоял на их месте, и сейчас емуотчаянно не хватало солидности. Во всяком случае, так он сам считал.