Крылья ворона - Элейн Каннингем

В мозгу Фиодора всплыл четкий образ Лириэль во всей красе гнева темного эльфа. Молодой воин хихикнул.

— Я стал стражем вичларан, чужеземки с нравом дроу и послушностью упрямого осла. Этого достаточно?

— Стражем, вот как? — На миг показалось, что фирра искренне поражен, но потом он пожал плечами. — Может, эта женщина и в самом деле такая, как ты говоришь, и даже сверх того, но все равно она лишь бледная тень моей Сашияр, — гордо заявил он, — И все же я позволю себе надеяться, что ей удастся сделать из тебя воина.

— Ну, что до этого, я не такой дурак, чтобы состязаться с йети в беге по сугробам или надеяться подчинить себе лесного человека, — сухо сообщил Фиодор.

— Тогда я на самом деле счастливец, потому что могу именно это сказать о Сашияр, — доверительно шепнул Тревейл комическим шепотом.

Мужчины рассмеялись. Тревейл жестом пригласил Фиодора в комнату и указал на стул напротив себя. Его острые глаза заметили черный меч, висящий на боку у Фиодора, и лицо сразу посерьезнело.

— Говорят, что отлор Зофия посылала тебя за великим магическим сокровищем. Ты нашел его?

— Да, и не только его, — ответил Фиодор. Лицо мужчины засветилось в ожидании удивительной истории. И все же некая тень омрачала его, и оба это хорошо знали.

— С тобой все в порядке, сынок? — отважился, наконец Тревейл.

— Да.

— Значит, и с Рашеменом тоже все в порядке, — оживленно заявил старший.

Он кивнул на стоящий рядом на столе фарфоровый самовар, в соответствии со вкусом владельца разрисованный в яркие цвета: красные и желтые единороги резвились на изумрудно-зеленых лугах. По крышке, ободку и основанию шел переплетающийся узор из рун, нанесенный не менее броскими синими и пурпурными красками.

— Чай горячий, и такой крепкий, что если плеснуть на медведя, с того шкура слезет. Выпьешь?

Фиодору надо было кое о чем сообщить фирре, и слова, выбранные Тревейлом, давали ему ту самую зацепку, на которую он рассчитывал.

— Наверно, стоит налить твоего чая во флягу. Если мой облик будет меняться слишком медленно, он сдерет с меня медвежью шкуру быстрее, чем нож.

Тревейл изумленно взглянул на него, и его седые усы приподнялись в улыбке от уха до уха.

— Неужто? Ты стал чесницниа? Это было то, к чему стремились все берсерки Рашемена, но чего достичь удавалось лишь единицам.

Хотя само слово «берсерк» происходило от древнего «беарскин», то есть «медвежья шкура», превращение в буквальном смысле человека-воина в медведя было теперь скорее легендой, чем реальностью.

— На острове Руафим это называется хамфарир. Меняющий облик.

Поселковый глава закряхтел от удовольствия. Он был среди воинов чем-то вроде грамотея, и Фиодор видел, что он припрятал эти слова подальше, чтобы посмаковать их на досуге.

— Слухи о сражении дошли до нас. О морском сражении, — тоскливо добавил этот воин сухопутного народа. — Твоя даджемма, похоже, была интереснее обычной.

Он налил чай в деревянные чашки. Фиодор сделал маленький глоток и понял почему. Оловянную кружку едкий напиток, несомненно, расплавил бы. Он одним глотком осушил содержимое маленькой чашки и прихлопнул кулаком по столу. Выполнив положенный ритуал, он поставил пустую чашку на стол. Тревейл вновь наполнил ее и выжидательно кивнул молодому воину, явно рассчитывая услышать рассказ об удивительном сражении.

— Я только что из сестриного дома, — извиняющимся тоном сказал Фиодор.

Его командир запрокинул голову и разразился басовитым хохотом, от которого сотрясалось все его тело.

— Можешь не продолжать! Даже лучший сказитель должен давать голосу отдохнуть, да? Ну, тогда сиди и пей чай. Рассказы подождут до праздника Мокоша. Ты пойдешь в горы вместе со всеми? — спросил он, видя странное выражение лица молодого воина.

— Если честно, я и забыл. — Ему очень не нравилась мысль оставить Лириэль одну сразу после приезда. Кто знает, что она может натворить в его отсутствие? — Наверно, я лучше подожду следующего праздника.

Тревейл фыркнул.

— Ты пойдешь, и ты победишь! Я прослежу за этим! — Он подмигнул.

Фиодор умел понимать, когда слова становятся приказом, и умел понимать намеки. Пора было прощаться. Он изобразил слабую улыбку и поднялся.

— Нет историй, нет и чая, — сделал он вывод.

Старший мужчина хохотнул и хлопнул рукой по мясистой ляжке.

— А как же, размечтался. Пей!

Фиодор вежливо допил остатки горького напитка и ушел.

Казарма встретила его дружным храпом. По обычаю, накануне праздника большинство воинов легли спать рано. Фиодор скинул башмаки перед дверью и принялся изучать прикрепленный к косяку листок. С печалью он отметил, что в списке нет больше некоторых имен: Мариона, его отца; Антония, кузнеца, у которого он начинал подмастерьем; нескольких двоюродных братьев и друзей. Они были еще живы, когда Фиодора в последний раз захлестнула боевая ярость в сражении с Туйганом. Он надеялся только, что никто из них не погиб, бросившись вслед за ним в ту гибельную атаку.

Комнатка его родственника Петияра была в самом конце казармы. Фиодор тихо прошел по длинному коридору. Из-под двери пробивалась узкая полоска света. Фиодор легонько постучал и толкнул дверь.

Тюфяки на двух койках наполняли комнатку благоуханием свежего сена и сухого дягиля, прогоняющего и насекомых, и плохие сны. На одной из коек возлежало — и даже свешивалось с нее — самое длинное, самое костлявое тело воина-рашеми, какое Фиодору довелось когда-либо видеть.

Еще пухлое лицо вчерашнего мальчишки обратилось на него со смесью благоговения и восторга. Верхнюю губу юноши украшала еле заметная полоска, которая похожа была скорее на следы колесной мази, чем на усы. Фиодор стойко удержался от искушения взъерошить волосы младшего двоюродного брата. Вместо этого он ухватил одну из длиннющих ног, свешивающихся с койки, и приподнял, Словно желая рассмотреть поближе.

— Если бы ты был щенком, я бы решил, что твоя мамаша согрешила с медведем, — сказал он. — Но, с другой стороны, если бы ты был щенком, тебя пришлось бы утопить, чтобы ты не объедал остальных. Кто бы мог подумать, что мой дядя Симеоф произведет на свет такого недомерка?

Петияр ухмыльнулся и выдернул ногу.

— Сапожник заявил, что, если я вырасту еще немного, мне придется носить обувь из разной кожи, потому что на пару у него пойдет две рофьи шкуры.

— Если хочешь, чтобы сапожнику хватило одной шкуры, все очень просто, — поддразнил Фиодор. — Эти ноги созданы, чтобы носить сапоги из драконьей кожи.

Мальчик довольно хихикнул.

— Запросто, особенно теперь, когда ты опять дома! Пойдешь завтра с нами на гонки по снегу?

— А что? В горах нас дожидается белый дракон?