Бегство охотника - Дэниел Абрахам

Нет, насколько он мог судить, он попал в задницу глубоко и основательно. К моменту, когда дверь отворилась и в затхлом воздухе послышались голоса, Рамон как раз раздумывал, не броситься ли ему на того pendejo, которого пришлют говорить с ним. По крайней мере моральное удовлетворение он от этого получит. И он так бы и поступил, если бы в комнату вошел человек.

Внешностью эния больше всего напоминал камень, поросший лишайником: зеленовато-черная кожа, серебряные как устрицы глаза в мясистых мешках глазниц, небольшая припухлость рта в месте, где прятался под кожей клюв. В комнате запахло кислотой и землей; тварь прокатилась в угол под видеокамерой и угнездилась там, уставив глаза на Рамона. Следом вошел констебль, навещавший его в больнице и арестовавший на улице. Вид он теперь имел менее самодовольный: губы сжаты в профессионально-суровую линию, свежевыглаженная, накрахмаленная рубаха сидела на нем как-то казенно, неуютно. В одной руке он нес черную полотняную сумку, в другой — сигарету. За ним следовал еще один мужчина, старше и лучше одетый. Не иначе босс бедного ублюдка. Рамон поднял взгляд на черный механический глаз видеокамеры и подумал о том, сколько еще народа наблюдает за ним сейчас.

— Рамон Эспехо? — спросил констебль.

— Надеюсь, — отозвался Рамон и повел подбородком в направлении инопланетянина. — А это что за хрень?

— Мы хотим задать вам несколько вопросов, — сказал констебль. — Согласно указу губернатора, вам надлежит отвечать на них честно и исчерпывающе. В противном случае вас можно привлечь по обвинению в создании помех следствию. Вы поняли, что я сказал?

— Меня арестовывали уже, ese. Я знаю, как все это действует.

— Хорошо, — кивнул констебль. — Раз так, перейдем к делу.

Он поднял с пола сумку, поставил ее на стол, расстегнул молнию и достал оттуда что-то. Почти торжественно — должно быть, cabron битый час упражнялся в этом — он развернул это на столе.

Грязные лохмотья, выцветшие там, где их не заляпала кровь, кое-где изрезанные в хлам. Некогда они могли быть кожей или очень плотной тканью. Его халат. Тот, в котором он шатался по северной глуши, которым обмотал руку в последней схватке с двойником. Тот, который дали ему Маннек со своими пришельцами. Он посмотрел в блестящие влажные глаза энии и не увидел в них ничего, что мог бы понять. Инопланетянин шипел и посвистывал, словно говоря сам с собою.

— Сеньор Эспехо, — произнес констебль, — будьте добры, расскажите нам, где вы взяли вот это?

Они начали странствие бог знает, как далеко отсюда, бог знает, сколько столетий или тысячелетий — да нет, с учетом релятивистских эффектов миллионов лет — назад. Они пришли с забытой планеты подзабытым солнцем, на которой они боролись, сражались, развивались так же, как выросло человечество из мелких млекопитающих, сумевших увернуться от челюстей динозавров. А потом явились серебряные энии, убили их детей и разогнали их по Вселенной. Столетия в темноте, столетия слепоты. Одна группа выбрала этот путь, другая тот. Сколько их пропало без вести. А потом они оказались здесь, на Сан-Паулу, на далеком севере планеты, где они спрятались под горой, как дети под одеялом. Что угодно, только бы чудовища меня не увидели…

Столько лет, столько звезд — чтобы все теперь зависело от заносчивого ублюдка, по уши увязшего в неладах с законом. Рамон почти испытывал к ним жалость.

Я вас всех поубиваю, думал Рамон тогда, в первый день, когда сахаил только-только присосался к его шее. Рано или поздно я избавлюсь от этой штуки, и вернусь, и поубиваю вас всех.

И вот он, шанс это сделать. Он почесал шрам у локтя, хотя тот не зудел.

— Могу я закурить? — поинтересовался он.

— Почему бы вам прежде не ответить на мой вопрос? — буркнул констебль, напряженно стиснув зубы.

Ложью он ничего не выиграет. Маннек и пришельцы использовали его как орудие. Они и создали его как орудие своих корыстных интересов. Сдав их эниям, он расплатится с ними за все, сделавшись заодно героем в глазах губернатора. Черт, да у него есть все основания рассказать все. Как имелись все основания вести себя как обычно в «Эль рей». Но на другой чаше весов лежали кии, молодняк. Убитые по причине, понять которую не могли ни Рамон, ни Маннек.

Это, а еще то, что ему не нравилась мысль плясать под дудку каких-то pinche инопланетян, будь то Маннек или энии.

— Может, — возразил Рамон, — это вы мне лучше скажете, какое вам на хрен дело до этого?

Полицейский босс покосился на энию, потом на видеокамеру, потом снова на него. Так, мелкий, незначительный жест, но игроку в покер и это о многом скажет.

— Нам хотелось бы знать, — сказал констебль.

— Губернатора интересует мой сраный халат? — спросил Рамон. — Может, ему и трусы мои интересно понюхать? Идите в задницу.

Эния заговорил. Голос у него оказался высокий, трубный, неловкий; в конце концов он говорил на языке, являвшемся для него не просто иностранным, но вообще почти немыслимым.

— Почему ты отказываешься отвечать?

Рамон мотнул подбородком в сторону констебля.

— Мне не нравится этот мазафака, — ответил он.

Эния обдумал услышанное, высовывая и втягивая блестящий от слюны язык. Констебль почти побагровел от ярости, но промолчал. Спектаклем явно заправлял инопланетянин.

Рамон старался выглядеть расслабленным, непринужденным, хотя мысли лихорадочно роились у него в голове. Часть его сознания обезумела от паники, другая часть упрямо хранила спокойствие и даже забавлялась происходящим. Все это мало отличалось от драки. Пожалуй, ему нравилось.

— Ты, — произнес эния. — Тот, которого зовут Пауль. — Констебль почтительно склонил голову, только что не щелкнув каблуками. Рамон брезгливо мотнул головой. — Ты свободен. Уйди. Не возвращайся.

Констебль заморгал, разинул рот, лязгнул зубами — и снова закрыл. Он покосился на старшего, который пожал плечами и мотнул головой в сторону двери. Констебль — Пауль — встал и вышел из комнаты походкой человека, которому в задницу вставили метлу. Рамон уставил палец в оставшегося землянина.

— Эй, ese, — произнес он. — Теперь я могу закурить?

Босс был старше, и в глазах его злость оставляла еще немного места иронии. Он вынул из кармана пачку дешевых самовоспламеняющихся сигарет, чиркнул одной о пол и щелчком послал через стол Рамону. Сигарета пахла ветхим картоном и имела вкус дерьма. Рамон сделал глубокую затяжку и выдохнул дым.

— Это мой халат, — сказал он, любуясь расплывающимся в воздухе перед его лицом облачком. — Он у меня много лет. С моим фургоном произошел несчастный случай. Я спал. Я выскочил только в этом. Чертовски жаль, что не успел обуться. До сих пор на ногах мозоли.

— Откуда это у тебя? — протрубил эния.

К этому времени Рамон уже знал, как лучше соврать. Для подобной отчаянной импровизации неплохо. Он даже гордился собой.