Бегство охотника - Дэниел Абрахам

Прошло почти две недели, прежде чем Рамон обнаружил, чего именно он не принял в расчет.

Рамон выписался из больницы спустя восемь дней, еще нетвердо переставляя отвыкшие от ходьбы ноги. На нем была одна из его белых рубах и пара холщовых штанов, которые принесла Елена, пока он спал. Рубаха оказалась ему велика: слишком свободна в плечах и в груди, что наглядно демонстрировало, насколько он похудел, скитаясь по лесам и реке. Свежие шрамы побаливали при неловких движениях. Энианские корабли продолжали висеть в небе над планетой, но здесь, на улице, среди торговцев-лоточников, цыганских тележек, уличных певцов с покрасневшими глазами и почти настроенными гитарами, беспризорников, покуривающих чинарики по углам, чужие корабли уже не казались такой серьезной угрозой.

Первым делом он решил отправиться в мастерскую Мануэля Гриэго. Рамону так и так предстояло покупать новый фургон. Денег на покупку у него все равно не было, а рассчитывать на мало-мальски пристойную ссуду у любого из местных банков он тоже не мог. Это означало, что придется договариваться и торговаться, а начинать это он предпочитал с Мануэля. Однако мастерская располагалась далеко от центра города, на краю района Нуэво-Жанейро, где жили преимущественно португальцы, и Рамон устал от ходьбы быстрее, чем ожидал. Денег у него не было ни гроша, да и документы только временные, выданные в больнице при выписке. Все остальное ему еще предстояло себе выбивать. На данный момент это означало, что он сидел на скамейке на краю парка, нюхал запах жарящихся колбас, лука и перца, но купить себе не мог ничего.

Подумать, так он в первый раз по-настоящему видел город, ставший ему новой родиной. Эта пара глаз — его глаз — никогда не задерживалась ни на узеньких коричневых улочках, ни на пожухлой траве парка. Эта пара ушей — его ушей — ни разу не слышала голодного щебетания городских плоскомехов или ругани сидевших на ветвях над каналом этакими земноводными белками tapanos. Рамон попытался сосредоточиться на своих ощущениях, однако единственное, что он на самом деле испытывал, это усталость, голод и раздражение от того, что он слишком слаб, чтобы дойти туда, куда ему нужно, и слишком беден, чтобы сесть на велорикшу или автобус.

Логичнее всего было бы пойти к Елене. Другого места, где переночевать, у него не имелось, и она принесла ему одежду — значит, их ссора накануне его отлета, возможно, забыта. И у нее найдется еда, а может, и секс, если ему захочется этого.

Он испытывал сильный соблазн зайти для начала в «Эль рей», поблагодарить Микеля за то, что тот спрятал его нож от полиции. Однако потом он снова вспомнил, что у него нет денег, а пытаться выклянчить даровое пиво — не лучший способ выказать благодарность. Рамон набрал полную грудь городского, пахнувшего озоном воздуха и оторвался от скамейки. Значит, Еленина квартира. А вместе с ней и Елена.

Идти было недалеко, но дорога показалась ему вдвое длиннее обычного. Добравшись до мясной лавки, над которой жила Елена, он чувствовал себя так, словно целый день продирался через чащу бок о бок с Маннеком.

Интересно, думал он, поднимаясь по скрипучей, провонявшей тухлым мясом лестнице, что подумал бы Маннек об этом огромном, плоском людском муравейнике, лежавшем нараспашку под небосклоном? Наверное, это показалось бы ему наивным, как куи-куи, пасущаяся на поляне, по краю которой разгуливает чупакабра. Энианские корабли висели в небе, порой исчезая на миг и снова появляясь.

На верхней площадке Рамон набрал код, надеясь, что Елена не поменяла ни цифры со времени его отлета. Или если поменяла, то потом передумала и вернула старый. Когда огонек на панели после последней цифры сменил цвет на зеленый, а язычок замка громко щелкнул, отворяясь, Рамон понял, что прощен.

Елены дома не оказалось, но в шкафу на кухне нашлась еда. Рамон открыл банку темного фасолевого супа — из тех, что разогреваются сами — и съел ее, запив пивом. Вкус нагревательного элемента у супа преобладал над фасолью, но даже так обед доставил ему удовольствие. От кровати пахло сигаретным дымом и дешевыми духами. В луче вечернего солнца плясали пылинки; по потолку бегали скользуны, в воздухе пахло тухлятиной из лавки. Рамон лежал на спине, ощущая, как устали отвыкшие от нагрузки мышцы. Он позволил глазам закрыться на мгновение и тут же в ужасе открыл их. Что-то набросилось на него, душило его, отрывало его от земли. Рамон занес кулак, готовый убить инопланетянина, или двойника, или сахаил, или чупакабру, или копа, и только тут его затуманенное сознание узнало знакомый пронзительный визг. Не тревоги. Не злости. Радости. Елена.

— Блин, — выдохнул он, но тихо, так что она не расслышала, даже прижавшись к его голове своей. Угроза насилия миновала.

Елена оторвалась от него, округлив глаза, надув губы, чтобы они казались кукольными. Она неплохо выглядела.

— Ты не предупредил меня, что выписываешься, — заявила она наполовину обиженно, наполовину обрадованно.

— Мне этого тоже до сегодня никто не говорил, — соврал Рамон. — И потом, что бы ты сделала? Работу бы пропустила?

— Ну, пропустила бы. Или попросила бы кого-нибудь забрать тебя. Отвезти домой.

— У меня свои ноги есть, — пожал плечами Рамон. — Здесь недалеко.

Она обняла его за шею, покачивая ему голову как маленькому. Глаза ее смеялись. Он хорошо знал это ее выражение, и его бедный исстрадавшийся пенис слегка шевельнулся.

— Большие мачо вроде тебя не нуждаются в помощи, а? Я тебя знаю, Рамон Эспехо. Я знаю тебя лучше, чем ты сам! Не так уж ты крут, как кажется.

Я себе обрубок пальца отсек, не сказал он — отчасти потому, что произошло это не совсем с ним, отчасти потому, что смысла говорить все равно особого не имелось. Это же Елена. Психованная как черт знает что, даже в таком благодушном настроении, как сейчас. Доверять ей он не мог — во всяком случае, не больше, чем она доверяла ему. Как бы она ни истолковала его молчание, угадать его истинных мыслей она не могла. Она улыбнулась, ерзая телом вправо-влево.

— Я по тебе скучала, — сказала она, глядя на него из-под ресниц.

Рамон ощутил болезненный спазм в паху и отступил на шаг.

— Господи Боже, — произнес он. — У меня эту штуковину из причиндала всего пару дней как выдернули. Я еще недостаточно выздоровел для этого.

— Да? — хихикнула она. — Это больно? А это?

Она сделала что-то, довольно приятное. И это тоже оказалось больно, но не настолько, чтобы он попросил ее прекратить.

Несколько следующих дней прошли лучше, чем он ожидал. Елена большую часть времени проводила на работе, оставляя его спать и смотреть новости. Вечерами они трахались, слушали музыку и смотрели дурацкие мелодрамы, снятые в Нуэво-Жанейро. Он заставлял себя гулять как можно дольше, но не слишком удаляясь от ее дома на случай приступа слабости. Силы возвращались даже быстрее, чем он рассчитывал. Вот вес он набирал неважно — выглядел как чертова тростинка. Но он приходил в себя. Он чувствовал себя лучше. Он поведал Елене историю — ту, что выдумал для копа — и повторил ее несколько раз. Довольно скоро он и сам начал в это верить. Он помнил рев камнепада и то, как раскачивался фургон. Он помнил, как выскочил в холодную северную ночь и как на его глазах фургон сбросило в реку. Если этого и не происходило на деле — что из того? Прошлое таково, каким ты его сделал.