Доктрина шока - Наоми Кляйн

Тем не менее члены партии АНК совсем не походили на послушных людей, и потому требовалось демонстрировать свою дисциплинированность еще сильнее. По словам Ясмин Соока, члена южноафриканской комиссии «Правда и примирение», мысли о дисциплине влияли на каждый аспект жизни в переходный период, включая вопрос о справедливости. В течение нескольких лет комиссия выслушивала множество показаний о пытках, убийствах и исчезновении людей, и затем перед ней встал вопрос, какого рода действия помогут залечить эти раны. Правда и прощение — важные вещи, но не менее важна компенсация пострадавшим и их семьям. Было бы бессмыслицей просить новое правительство выдавать денежные компенсации, поскольку оно не совершало этих преступлений, а если бы оно тратило деньги на выплаты жертвам апартеида, то не смогло бы строить дома и школы для бедных в новой, свободной стране.

Некоторые члены комиссии считали, что деньги должны заплатить международные корпорации, которые использовали апартеид для своей наживы. В конце концов, комиссия «Правда и примирение» предложила самую скромную меру: наложить на корпорации одноразовый налог в размере 1 процента (его называли «налогом солидарности») для выплаты жертвам апартеида. Соока ожидала, что АНК поддержит это скромное предложение; вместо этого правительство, во главе которого тогда стоял Мбеки, отказалось от идеи налога солидарности, опасаясь, что рынок увидит в этом проявление враждебного отношения правительства к бизнесу. «Президент решил не призывать бизнес к ответу, — сказала мне Соока. — Все так просто». В итоге правительство выплатило часть компенсаций из собственного бюджета, чего и опасались члены комиссии.

Часто южноафриканскую комиссию «Правда и примирение» прославляют как образец успешного «миротворчества», которому пытаются подражать другие страны в зонах конфликтов от Шри-Ланки до Афганистана. Но многие из тех, кто участвовал в ее работе, неоднозначно относятся к достигнутому. В марте 2003 года глава комиссии архиепископ Десмонд Туту, выступая с итоговым отчетом, сказал журналистам, что дело освобождения еще не довершено. «Как объяснить, что черный житель страны просыпается сегодня, почти через 10 лет после наступления свободы, в убогих трущобах? Затем он отправляется на работу в город, где по-прежнему преобладают белые, живущие в роскошных хоромах, а к концу дня возвращается в трущобы. Я не могу понять, почему народ не скажет: "Пошел бы к черту такой мир. Пошел бы к черту Туту с его комиссией правды"».

По мнению Соока, которая теперь возглавляет Южноафриканский фонд прав человека, комиссия занималась «внешними проявлениями апартеида, такими как пытки, крайне грубое обращение и исчезновение людей», но «совершенно не касалась вопроса» экономической системы, которой служила эта жестокость, — точно такие же слова о слепоте правозащитников говорил Орландо Летельер 30 лет назад. Если бы можно было снова начать эту работу, сказала Соока, «я бы действовала совершенно иначе. Я бы занялась системой апартеида: рассмотрела бы вопрос о земле и, конечно, роль монополий во всем этом, я бы изучала очень и очень внимательно роль горнодобывающей промышленности, потому что это настоящая болезнь Южной Африки... Я бы изучала системные эффекты политики апартеида и посвятила бы лишь одно слушание пыткам, потому что когда ты фокусируешь внимание на пытках, то забываешь о том, ради чего они производились, и тогда забываешь о реальной истории».

Компенсация наоборот

По словам Соока, когда АНК отверг предложение комиссии о получении компенсации от монополистов, это было особенно несправедливым, учитывая, что правительство продолжало возвращать долги , апартеида. В первые годы после переворота они обходились в 30 миллиардов рандов (около 4,5 миллиардов долларов) ежегодно — на фоне того, что партия в итоге выплатила всего 85 миллионов долларов жертвам апартеида и их семьям. Нельсон Мандела говорил, что бремя долгов — единственное препятствие, которое не позволяет выполнить обещания Хартии свободы. «Это 30 миллиардов [рандов], которых нам не хватает на запланированную еще до нашего прихода к власти постройку домов, на то, чтобы наши дети учились в лучших школах, чтобы помочь безработным и чтобы каждый человек имел достойную работу, достойный заработок, мог предоставить жилье любимым людям и мог их прокормить... Нас связывает долг, доставшийся нам по наследству».

И хотя Мандела понимал, что выплата долгов апартеида была ужасающим бременем, партия отметала все предложения отказаться от этих долгов. Несмотря на то что у них были мощные юридические аргументы не брать на себя «одиозные» долги, они боялись, что, сделай Южная Африка малейшее движение в этом направлении, она покажется инвесторам радикальной и опасной страной, а это означает, что рынок переживет новый шок. Деннис Брутус, старый член АНК, сидевший в тюрьме на острове Роббен, прямо говорит о таком опасении. В 1998 году, видя, какое тяжелое финансовое бремя ложится на новое правительство, он вместе с группой южноафриканских активистов решил для поддержки АНК организовать движение «Юбилей оставления долгов». Брутус, которому теперь за шестьдесят, вспоминал: «Надо сказать, я был очень наивным. Я ожидал, что правительство оценит наше начинание: понимаете, когда рядовые активисты поднимают вопрос о долгах, это помогает правительству освободиться от их тяжести». Но, к его удивлению, «правительство отвергло эту идею, сказав нам: "Нет, нам не нужна ваша поддержка"».

Активистов, таких как Брутус, особенно раздражало решение АНК отдавать этот долг потому, что каждый раз приходилось идти на жертвы. Так, например, между 1997 и 2004 годами южноафриканскому правительству пришлось продать 18 государственных фирм, чтобы выручить на этом четыре миллиарда долларов, но почти половина этих денег пошла на уплату долгов. Иными словами, правительство не просто отказалось от обещания Манделы провести «национализацию рудников, банков и промышленных монополий», но из-за долга совершало прямо противоположное — распродавало национальные богатства, чтобы расплатиться с долгами своих угнетателей.

Это был вопрос о том, на что именно тратятся деньги. Во время переговоров переходного периода команда Ф.В. де Клерка требовала, чтобы все гражданские служащие сохранили свои места работы после передачи власти, а пожелавшие уйти получали большую пожизненную пенсию. Это было слишком наглым требованием в стране, где фактически не существовало системы социальной защиты, но это был один из «технических» вопросов, в котором АНК пошел на уступки. Эта уступка означала, что новое правительство АНК фактически должно было содержать два правительства: свое собственное и теневое правительство белых, лишенное власти. 40 процентов ежегодной выплаты долгов шло в огромный пенсионный фонд страны, причем подавляющее большинство людей, получавших эти деньги, были бывшими служащими апартеида.

В итоге Южная Африка произвела компенсацию наоборот, в двух смыслах: белые бизнесмены, которые получали огромные доходы от эксплуатации черной рабочей силы при апартеиде, не дали на компенсацию ни цента, зато жертвы апартеида продолжают посылать большие деньги своим бывшим мучителям. И откуда берутся деньги на такое щедрое дело? От распродажи богатств страны посредством приватизации — это современная форма того самого грабежа, которого АНК пытался избежать любой ценой, садясь за стол переговоров, чтобы не повторилось произошедшее в Мозамбике. Там государственные служащие поломали всю технику, плотно набили свои карманы и ушли; в Южной Африке они продолжают разрушать государственные устои и набивают свои сундуки по сей день.