Проклятый - Эмили Болд

Покой. Как прекрасно это звучало. Постепенно это чувство разрасталось в нем. Растворило его отчаянные мысли о Сэм, проникло в его кровь, затопило его мозг.

Покой. Пейтон выдохнул и увидел, как последний красный лист плывет по ветру, прежде чем остановиться у него на груди.

Покой. Бесконечно уставший, он закрыл глаза.

Время и пространство уже не имели никакого значения. Мое существование состояло исключительно из безмерной вины. Все вышло не так, как думали и надеялись я или Пейтон. Все мои усилия не менять прошлое были причиной того, что теперь все происходило так, как было в рассказе Пейтона.

Я навлекла эту беду на семью Пейтона. Стала причиной смерти Росса, дала Натайре понять, какая опасность грозит Каталю, и в конечном итоге практически сама с помощью своего письма вонзила Кайлу нож в спину. Все это увенчалось проклятием, свидетелем которого я сейчас стану, потому что молния озарила нагорье, и стало светло как днем.

Замок Кулин возвышался в долине подо мной, и я видела пламя, вырывающееся из башни в небо. Крытая соломой крыша давала пищу огню, а ветер разносил угли все дальше и дальше.

Я выпрямила ноги, крепче ухватившись за поводья лошади Кайла.

Что же я наделала?

Застыв как вкопанная, я наблюдала, как одинокий всадник быстрым галопом выскочил из замка. Пейтон! В свете пламени я сразу узнала его. Не оглядываясь, он помчался прочь. Его накидка развевалась у него за спиной, когда он гнал своего коня все дальше и дальше по равнине.

Все дальше и дальше от меня.

Затем, словно заполнив все мои чувства, остался только яркий свет, исходящий, казалось, от женщины, которая стояла передо мной на холме и поднимала руки к ночному небу.

Последняя молния вспыхнула на небе, ветер утих, и тучи исчезли так же быстро, как и поднялись.

Неподвижно стояла она на гребне холма и глядела вниз на замок. Ванора, женщина из моих видений – ведьма с Фэр-Айл, которая вершила в ту ночь судьбу.

Два всадника, Каталь и Натайра, скакали навстречу ей. Хотя они были все ближе и ближе к ней, Ванора не стала убегать, а вместо этого отвернулась от надвигающейся опасности и стала обшаривать взглядом темные холмы позади себя.

Наши взгляды встретились, словно не было ни темноты, ни расстояния. Были только она и я. Она ждала меня. Я поняла это по спокойствию и надежде в ее глазах. И, как и прежде, она говорила со мной, не шевеля губами.

– Встреть свою судьбу. Вспомни о любви, которая живет в твоем сердце. Не бойся. Кровь защитит тебя. Ты без вины, но все же виновата. Замкни круг, – услышала я ее голос в своей голове.

В ужасе я увидела, как женщина бесстрашно вскинула руки и приняла удар кинжала дочери, который положил конец ее жизни.

Пронзительный крик отчаяния, вырвавшийся из моего горла, был беззвучно унесен ветром.

Нет! Ванора не могла умереть, не сейчас! Мне нужна была ее кровь, чтобы спасти Пейтона! Но триумфальное выражение на лицах Натайры и Каталя не оставляло сомнений в ее смерти. Без сожаления они оставили женщину лежать, поднялись на своих лошадей и с поднятыми вверх кулаками вернулись к останкам замка Кулин и его воинов.

Я упала на колени, не в силах устоять на ногах. Я боролась, всеми силами пыталась сделать все правильно – и все же потерпела неудачу.

Я посмотрела в ночь, на то место, где только что видела Пейтона. Он исчез. Слова проклятия были сказаны, и тем самым он обречен на многовековую жизнь без чувств. Мое письмо, которое могло принести ему спасение, было унесено ветром, и мое обещание спасти его ничего не стоило, потому что я опоздала. Ванора была мертва. Я подвела его!

Вся в слезах, я закрыла лицо руками, поддавшись безудержному плачу, который сотрясал меня, заставляя плечи дрожать, а горло сжиматься.

Только когда меня схватили сильные руки, подняли и прижали к теплой груди, я пришла в себя. Но гэльские ласковые слова, которые Пейтон шептал мне на ухо, поцелуи на моей шее, которые должны были успокоить меня, и его руки, полные нежности, чтобы прогнать мою боль, не облегчали моих мучений.

Я посмотрела в его глаза и увидела страх, вину и такое же отчаяние, которые испытывала я сама. Я знала, что он сделал. Знала, что он причастен к убийству моих предков, потому что он признался мне в этом много лет спустя.

Но сейчас, когда он собирался признаться в своем поступке, все это не имело значения. Мы предали друг друга своими поступками и тем самым прокляли свои души.

Я приложила палец к его губам, чтобы помешать ему говорить, не желая слышать, что он сделал или как нашел меня. Только его близость в этот момент имела значение. Изо всех сил я прижимала его к себе, надеясь на прощение.

Пейтон не хотел знать, зачем я здесь, не спрашивал, что произошло. Даже то, насколько велика была моя вина в событиях той ночи. Молчала и я. Не могла набраться смелости признаться во всем.

Казалось, прошла целая вечность, когда Пейтон наконец немного отстранился от меня.

– Что такое? – спросила я, когда он потер свою руку, которая только что лежала на мне, как будто она была ранена.

– Моя рука болит, как обожженная, – пробормотал он и закатал свой рукав. На руке ничего не было, но я догадалась, что происходит. В ужасе от того, как быстро проклятие набирает силу, я побледнела.

Внимательный взгляд Пейтона был устремлен на меня, когда я подняла на него глаза.

– Ты знаешь, что со мной происходит, не так ли? Это то, что ты предсказывала? Что-то происходит со мной, я это чувствую.

Как бы мне хотелось ответить ему, что он ошибается. Если бы можно было одним из небрежных высказываний Ким разрядить обстановку. Но в этой жизни я уже не была восемнадцатилетней школьницей, цитирующей свою лучшую подругу. Я даже не могла вспомнить, что чувствовала, что больше всего боюсь отсутствия пятерки по истории. За достижения, которые удались мне здесь, в прошлом, я получила бы твердую шестерку от моего учителя истории мистера Шнайдера, это точно. История полностью испорчена – шесть, садитесь!

Со сжатыми губами я кивнула головой:

– Это проклятие. Все, кто сегодня отправился к Кэмеронам, были прокляты.

Пейтон покачал головой.

– Мы были прокляты еще до того, как уехали. Ненависть и борьба управляли нашими действиями, вражда определяла нашу повседневную жизнь. Никакое проклятие не могло быть хуже.

Он говорил серьезно. Его ненависть к себе была очевидна, и я не знала, как ему помочь.

– Ты сказала, что спасешь меня. Это правда? – тихо спросил он, заправляя мне волосы за ухо.

От этого нежного прикосновения у меня навернулись слезы на глазах.

– Пейтон, клянусь тебе, наша любовь снимет проклятие, но не сегодня. Я не принадлежу этому времени – я никогда не должна была здесь появляться! – у меня вырвался горький смех. – Я ведь еще даже не родилась.