Испытание страхом - Олег Рой

– Мне тебя жаль, – сказала я.

– Что есть жалость? – спросил он. – Я воспринимаю твои мысли, но не всегда их понимаю. Что это – жалость?

Я не знала, как ответить:

– Сострадание… мне плохо, потому, что тебе плохо.

– Так не может быть, – возразил он. – Никому не может быть плохо оттого, что плохо мне. Я всего лишь хильгала, ничей, я не могу испытывать боль оттого, что кому-то больно, и никто никогда не испытает боль оттого, что больно мне.

– Но это не так! – крикнула я, чувствуя горечь обиды. Он упрекнул меня в том, что мое чувство неискренне, хотя мне действительно было жаль это чужое, одинокое существо. – Не говори мне, что то, что я чувствую, невозможно. Поскольку мне действительно тебя жаль.

– Не знаю, почему ты это говоришь, – ответил он. – Ты не хочешь меня обмануть, не хочешь что-то выиграть (да и что у меня взять? я ведь хильгала, ничей, а значит, у меня нет ничего), но ты говоришь то, что невозможно. Мне бы хотелось, чтобы твои слова оказались правдой; чувствовать боль другого могут только Старшие. Наверно, поэтому в тебе ее свет, раз ты можешь чувствовать чужую боль.

Он как-то съежился, и я поняла, что он просто повернулся в другую сторону. Я видела тусклое красноватое сияние, исходившее изнутри этого существа, но я так и не смогла понять, как оно выглядит.

– Я устал, – сказал он. – Я смотрел в твои мысли; многое не понял, кое-что, кажется, просто невозможно понять. У тебя много мыслей, как у ессеадов… я знаю, чего ты хочешь. Ты и твои друзья могут чувствовать себя в безопасности – я никому из вас не причиню вреда и не желаю этого. А теперь иди.

От последних его слов мне стало не по себе – он словно приказал мне так, что я физически не могла ослушаться. Но я все-таки не пошла, хотя все мое естество стремилось к тому, чтобы уйти.

– Я хочу помочь тебе, – проговорила я. Слова текли медленно, как патока, как засахаренный мед. – Хочу, чтобы ты вернул себе имя. Чтобы нашел смысл жизни…

– …и выпивал тебе подобных? – спросил он. – Не во всех ее свет, на борту есть и другие, которых можно выпить. Считайте, что вам повезло, особенно одной из вас, той, что прошлый раз не было с вами. Ее свет ярче и сильнее, но не такой, как у Белет. Ты не знаешь, что говоришь, но мне приятно это слышать, словно я вновь стал инсеадом, словно уже обрел имя и набрал достаточно сеада для того, чтобы отдать своему Белу. Из твоих мыслей я прочитал нечто непонятное мне – возможно, это какой-то ритуал, но я исполню его для тебя. Хочу тебя по-благо-да-рить, за это твое желание. А теперь иди. Хотя нет, стой!

Я остановилась.

– Суть вашего ритуала, как я понимаю, состоит в том, чтобы вознаградить кого-то за его поступок, за его дар. Я ничего не могу тебе дать. Я – хильгала, ничей, у меня нет даже сеада, да ты бы и не смогла взять его у меня. Я дам тебе знание. Мы идем туда, откуда меня взяли. Там много подобных мне хильгала, но они не видели света Белет уже многие годы, и они станут нападать на вас, чтобы взять ваш сеад. Я не знаю, как защитить вас от этого, но знаю, что давно, многие десятилетия тому назад, были ессеады, которые это знали. Они записали это знание, запись существует и поныне. Только до нее еще нужно добраться. Ищи ее у Великой Мертвой Госпожи. Под ее мантией, подобной нашей, но мертвой, каменной, в одном из залов написано, как удержать сеад и не дать пагрэ насытиться. А теперь иди.

Фредди

– Далеко собрался?

Я оглянулся. Что за чертовщина? Я стоял в парке, расположенном в жилой зоне, у искусственного водопада. По позднему времени здесь не было ни души, кроме меня и – внезапно – Апистии.

Казалось бы, ну и что с того? Вот только я совершенно не понял, как я здесь очутился. После разговора мы с Тенью ушли спать, поскольку нашим фичам предстояло сделать то, что не удалось нам – вступить в контакт с неизвестной Тварью. Такое решение мы приняли на нашем вечернем коммюнити. Действительно – фичу невозможно уничтожить, если не уничтожить ее атрибут, а атрибуты надежно спрятаны, кроме разве что Цезаря, да и тот последнее время в основном ночевал в нашем блоке. Не знаю, правда, где находится атрибут Бракиэля и какой он – мы даже фичу его называли в нашей тесной мужской компании «леди Годивой», поскольку девочки, посовещавшись, убедили нас на нее не смотреть. Пройдоха Призрак был уверен (по аналогии с Эсмеральдой), что фича Бракиэля – обнаженная Ника, и даже втирал, будто видел ее и не ослеп, но мы ему не особо верили. Чужую фичу можно увидеть или с разрешения хозяина, или в момент слияния. Разрешения Бракиэль не давал, а в момент слияния было немного не до того (по тем же причинам о том, как выглядит Эсмеральда, знали только я и девочки), так что наше обещание не смотреть на «леди Годиву» являлось чистой формальностью.

Мы с Тенью легли спать, а проснулся я полностью одетым у водопада. Зная, какие у нас бывают сны, я на всякий случай проверил, не сплю ли я. Судя по тому, что щипок вышел болезненным, я не спал.

– Между прочим, – заметила Апистия, доставая пачку сигарет местного производства – то есть без маркировки, – так проверять, спишь ты или нет, неэффективно. Ваши сны отличаются от снов обычных людей, по крайней мере в некоторых фазах. Но сейчас ты бодрствуешь и, судя по всему, не понимаешь, как сюда попал.

Я кивнул.

– Да-да, ты с детства был разговорчивым малым, – заметила Апистия.

– Кстати, – сказал я. – Я так вас и не поблагодарил, вот хочу сказать вам огромное спасибо…

– За ноги, что ли? – ответила она. – Не стоит благодарности. Во-первых, это мой долг, во-вторых, я тогда только узнала, что способна на такое, и просто упивалась своими возможностями. А в-третьих, мне ведь не удалось спасти твои нервные окончания. Ух, как же я злилась! Мне хотелось найти этого жлоба Дьогу и запихнуть ему его палку в задницу по самую рукоятку. Я бы так и сделала, но это падло затихарилось, как чувствовал, что ему несдобровать.

Она выпустила дым и добавила:

– И кстати, мне, правда, было тебя жаль. У меня… не важно.

– У вас был ребенок? – спросил я. Она криво усмехнулась:

– Казалось бы, такой простой вопрос, а ответа на него нет. Я не могу сказать ни да, ни нет, потому что все окажется неправдой. Но хватит об этом, лучше давай о тебе.

– А что обо мне? – не понял я.

– Например, эти хождения по ночам, – сказала она. – Вообще, странно говорить о дне и ночи на борту межпланетного корабля, но большинство из участников дрыхнет, значит, сейчас ночь. Ты, похоже, тоже спал, встал, оделся и ушел постоять у водопада. У тебя раньше бывали случаи лунатизма?

– Раньше я был парализован ниже пояса, – напомнил я. – И если бы начал гулять по ночам, братия объявила бы меня чудом и в нашу обитель потянулись бы паломники.

– Угу, именно потому, когда ты начал ходить самостоятельно, они тщательно это скрывали от всех, включая папского легата, – иронично заметила Апистия. – Ладно, запишем, что раньше приступов лунатизма не наблюдалось. Пошли, присядем?