Шахта - Михаил Балбачан

– Конечно!

– А что за несчастье?

– Приятель один, то есть знакомый тяжело заболел, и я должен был… Но я готов…

– Знакомый?

– То есть знакомая. Понимаете, Евгений Семенович, я бы не хотел… То есть я собирался у вас отпроситься, но… – Шевцов очень натурально засмущавшись, развел руками.

– И как, обошлось?

– Да вроде… Евгений Семенович, я готов понести, так сказать…

– Это хорошо, что готов.

– Так мне, может, все-таки заявление об отпуске написать задним числом?

– Задним числом, думаю, не стоит, а вот объяснительную – придется! Идем, побеседуем пока.

Они оделись и неторопливо прошли через двор в контору. Зощенко, невидимый за зарослями лебеды, изумленно взирал на них из своего окошка.

– Знаешь, Андрей, а ведь это просто замечательно, что в твое отсутствие, как я понимаю, внезапное, работа шла как по маслу.

– Ну, не совсем все-таки.

– Я вчера проверял и никаких нарушений не заметил. Должен признать, ты с этим своим особым журналом, заткнул меня за пояс. Поделись, в чем тут секрет.

– Какой там еще секрет! Я вам когда еще пытался объяснить. Секрет успеха в системе. Журнал это так, форма. Главное – это система!

– И в чем она, твоя система?

– В том, что я рассматриваю задачу руководства людьми как чисто инженерную и соответственно решаю вопросы.

– Интересно!

– Первым делом я систематизировал производственные операции, определил их сравнительную важность, трудоемкость, затраты материалов и времени.

– Иначе говоря, построил обыкновенный сетевой график.

– Не совсем все-таки, лучше не перебивайте меня. Работы оказались трех видов: регулярные, иррегулярные, то есть разовые и, наконец, аварийные. Теперь о журнале. Я подробно расписал задания каждому механику, в том числе на стандартные операции, независимо от того, что они вроде бы сами всё знали не хуже меня. Вот. Вначале не пошло, вы знаете. Я стал разбираться, почему они так себя ведут. Оказалось, что и к ним следует применить стандартный набор операций: одним нужны регулярные разносы, просто жить без этого не могут; с другими, наоборот, требуется по душам беседовать, а есть такие, Иванов, например, на кого, кроме угрозы увольнения по нехорошей статье, – Шевцов запнулся, – ничего не действует. Я внес в схему соответствующие коэффициенты, учитывающие все эти особенности. Без меня они нормально работали потому только, что я на месяц вперед все задачи расписываю. Если хотите, сейчас принесу журнал, покажу.

– Не нужно. Бузу ту ты тоже по своей инженерной системе организовал?

– Бузу? – Андрея словно мешком оглоушили, – не понимаю, то есть ничего я не организовывал!

– Да что ты говоришь! А не ты подбил рабочих на массовый акт саботажа? Скажешь, нет?

– Нет! Не может этого быть! Евгений Семеныч, мы действительно тогда обсуждали, но… В общежитии невыносимые условия, почему люди должны страдать? Мы хотели к вам пойти и обсудить всё. Вот и Федорчук тоже.

– Ты только Федорчука грязью не мажь. Не надо.

– Но остальные, они ведь тоже…

– Если ты о дружках своих, с которыми тут художества всякие вытворял, то вынужден тебя огорчить. Все как один – пьяницы, хулиганы и прогульщики.

– Я не знал, я только накануне с ними познакомился.

– И сразу же подбил их учинить тут черт-те что!

– Не подбивал я! Не может этого быть!

– Не может быть? – Слепко рассвирепел. – А о чем ты с ними беседовал, позволь узнать? О модных фасонах дамских шляпок?

– О том… Об общежитии. Чтобы к вам пойти или письмо написать… Нет, ничего такого вроде не было. Понимаете, я не все помню, я пьяный был! – детским голосом выкрикнул Шевцов.

– Пьяный был? Да кто ж тебе поверит? Когда это ты у нас пьяным бывал? Может, поведаешь заодно, где твоя «больная знакомая» проживает? Одного не понимаю: как это тебя угораздило? Что ты сознательный враг нам, я не верю.

– Не организовывал я, – Шевцов скорчился на диване, обхватив руками плечи, как будто был в смирительной рубахе. – Плевать я на них на всех хотел, так получилось, выпил я.

– А они в один голос изобличают тебя, говорят, что это ты их подбил. Они-то, точно, пьяными были. Ну, что скажешь?

Шевцов тупо продолжал отпираться.

– Мой тебе совет, хороший совет, давай двигай сейчас прямо в райотдел. Начальник там – парень неглупый, разберется. Не ври ему только. Мы тоже, со своей стороны, подумаем, как тебе помочь. Серьезного вреда вы нанести не успели. Может, обойдется еще.

– Обойдется? Ну да…

– Во всяком случае, деваться тебе некуда. Если думаешь опять в подвал свой спрятаться…

– В подвал? В какой подвал?

– Ну, или, там, на чердак, где ты две недели-то ховался. Только хуже будет. Дохлый номер. А так, если сам явишься…

– Хорошо, я, конечно, пойду. Только, Евгений Семенович, там, в общежитии, чертежи мои остались. Ну, электровоза скоростного. Вы посмотрите, пожалуйста, может…

– Ладно, гляну как-нибудь. Дурак ты Шевцов! Дурак невозможный! Что же ты наделал, зачем?

Андрей, качаясь, вышел. Подождав с полминуты, Евгений снял трубку.

– НКВД… Савина мне… Начальник двадцать третьей шахты, Слепко. Да. Петр, ты? Ну был он сейчас у меня. Да, Шевцов. Сам, гад, заявился, как ты и говорил! Стою, понимаешь, в душе, гляжу, – а он рядом, понимаешь, намыливается. Тебе-то смешно, а мне… Ну! Поговорили. Задерживать не стал, как ты советовал. Всегда готов! Вроде бы к тебе направился. Да, сам. Говорил что? Ну вилял, конечно, но ты был прав, его рук это дело. Признаю, признаю. Слушай, он, по-моему, еще не вконец испорчен, если можно, разберись там повнимательнее. Ах, даже так? Ни … себе! Может, послать людей вдогонку? Хорошо. Есть! Ну бывай.

Как всегда перед началом смены, просторное помещение «нарядной» Южного участка заполнял многоголосый гомон. Входящие высматривали «своих», шумно здоровались, рассаживались по скамьям, закуривали, обменивались новостями. Зябкая утренняя сырость, втекая через широко распахнутые двери, смешивалась с махорочной вонью, и над заплеванным асфальтовым полом колыхался желтоватый туман. Бригадиры солидно дымили в сторонке, образовав отдельный кружок. Вошел Федор Клименко, сменный мастер, и тоже присоединился к ним. Следом появился Хромов, начальник участка, молодой еще парень. Он только поднялся из шахты, и лицо его было совершенно черно, только ровные полоски зубов белели во рту. Завидев Клименко, Хромов, широко улыбаясь, подошел к нему.

– Здорово, Федор Иваныч, как сам-то?

– Да так, ничего, спасибо, Степан Алексеич, коптим помаленьку.