Пандора - Сьюзен Стокс-Чепмен

Они проходят мимо двух пар, которые тоже вышли подышать свежим воздухом, и группы пожилых джентльменов в греческих тогах. На мгновение Эдварду кажется, что он заметил среди них знакомое лицо: длинная седая борода, пронзительный взгляд голубых глаз, – и он замедляет шаг, чтобы получше разглядеть старика.

Гамильтон останавливается и смотрит на него с легким нетерпением.

– Мистер Лоуренс?

– Я… – Эдвард всматривается в группу гостей. Но седобородый джентльмен уже исчез.

– Прошу прощения, мне показалось… – Он мотает головой. – Не важно.

– Тогда идемте же, – говорит его спутник, и Эдвард позволяет сэру Уильяму провести его в безлюдный уголок в правом крыле павильона.

– Итак, мистер Лоуренс, – опершись на трость, начинает Гамильтон, когда они оказываются вдали от посторонних ушей. Он крепко сжимает набалдашник из слоновой кости с вырезанным на нем греческим профилем. – Я весь внимание.

Дипломат пристально смотрит на Эдварда, и тому становится неуютно под этим немигающим взглядом. Эдвард понимает, что времени на обмен пустыми любезностями нет, и сразу берет быка за рога.

– В письме, написанном мною по совету Ричарда Гофа, я сообщил, что случайно обнаружил пифос. Тот самый пифос, – добавляет он, дернув подбородком в направлении бального зала. – Я также упомянул о том, что у владельца пифоса имеется немаленькая коллекция греческой керамики, которая, возможно, была приобретена бесчестным образом.

– Понятно.

– Мне нужен ваш совет.

Сэр Уильям предельно спокоен.

– Если я правильно понял, то владелицей этих артефактов является Дора Блейк, как упомянула леди Латимер?

– Владелец – ее дядя.

Лицо Гамильтона мрачнеет.

– А вам известно, где он их приобрел?

– Нет. Но именно это я и пытаюсь установить.

Эдвард вспоминает субъекта по фамилии Кумб и решает посетить его жилище при первом же удобном случае.

– Дора нашла этот пифос в подвале антикварного магазина.

– А как он попал сюда?

– Мисс Блейк использовала его как образец для эскизов своих будущих ювелирных украшений. Леди Латимер увидела один из эскизов, который ей очень понравился, и ей захотелось узнать, что послужило источником вдохновения для Доры.

Сэр Уильям кивает.

– Да, ее светлость во всем предпочитает поступать по-своему. Но где взял пифос дядя Доры?

– Спросите это у нее.

Гамильтон умолкает. Вертит трость в пальцах.

– Так какой совет вы надеялись получить от меня, мистер Лоуренс?

Вот оно. Момент настал.

– Дора разрешила мне взять этот пифос в основу моего исследования, благодаря которому я надеюсь получить членство в Обществе древностей. Она делала копии орнаментов пифоса. А я намеревался написать его историю, но проблема в том, что, с учетом того, что изделие имеет сомнительное происхождение, Общество едва ли сможет опубликовать мою работу. И я надеялся, что вы, как знаток греческих древностей, захотите взглянуть на него и, кроме того, дадите мне хоть какое-то представление о черном рынке и о том, как он работает.

– Зачем?

Эдвард запинается.

– Для другого моего исследования.

– А Дора в курсе, что вы мне писали?

Эдвард снова не находит слов и шаркает ногами, морщась от боли: ступням больно в тесных туфлях.

– Ей известно, что я обратился к вам за советом относительно пифоса. Что же касается другого вопроса…

– Хм.

Гамильтон не высказывает упрека, но Эдвард чувствует, что он вертится у него на кончике языка. Упрек, коего он заслуживает.

– И как вы намерены поступить с этими сведениями?

Щеки Эдварда вспыхивают. Им вновь овладевает чувство вины, которое буквально терзает его изнутри.

– Я намерен опубликовать добытые сведения.

– Вы собираетесь обнародовать ее имя?

– Я не собираюсь называть чьи-либо имена.

Сэр Уильям хмурит брови.

– А вы отдаете себе отчет, какая здесь таится опасность? Вам же придется поставить в известность власти. Вне зависимости от того, назовете вы Дору или ее дядю или не назовете… Понимаете, о чем я?

Эдвард еще как понимает. Он зажмуривается, снова открывает глаза; черные точки, словно мошки, пляшут перед его взором. Стараясь успокоиться, он делает глубокий вдох.

– Меня чрезвычайно заботит благополучие Доры. Поверьте мне, сэр, я понимаю всю степень опасности. Но я не допущу, чтобы с ней случилось что-то дурное.

Он не позволит. Он предпримет для этого все необходимое.

Гамильтон долго смотрит на Эдварда испытующим взглядом. Потом отворачивается и шагает к краю балкона – его трость гулко стучит по каменным плитам павильона, – приникает к каменной балюстраде и вглядывается в ночь. Эдвард идет за ним, встает рядом.

Под ними убаюкивающе плещется вода. Где-то вдалеке ухает сова. Из бального зала раздаются взрывы хриплого смеха и доносятся развеселые мелодии котильона.

– У меня нет сомнений, что Иезекия Блейк приобрел и свою коллекцию, и этот пифос незаконно, – наконец изрекает сэр Уильям, и Эдвард с удивлением смотрит на него, ибо сам он не упоминал имя Блейка. – Я всегда знал, что этот человек – жулик. Как я уже сказал леди Латимер, много лет тому назад я знал чету Блейков. Мы встретились в Неаполе. Хелен – мать Доры – была талантливой художницей, и я частенько поручал ей рисовать для меня. В те далекие годы Иезекия нередко сопровождал их в поездках. Он неплохо разбирался в картах.

Гамильтон впадает в глубокую задумчивость, и Эдвард украдкой рассматривает его лицо. В свете луны его орлиный нос и высокие скулы очерчены еще четче. Ветер теребит алую ленту на его парике. Подобно Эдварду, Гамильтон решил не обряжаться сегодня в тематический костюм.

– А как так вышло, сэр, что вы спасли Доре жизнь?

Его спутник поворачивается к нему и смотрит в упор.

– Скажите мне, – говорит он, пропуская мимо ушей вопрос Эдварда и задавая свой собственный, – что вы знаете об этом пифосе?

– Мне известно из исследований, проведенных учеными Общества, что он относится к доисторическому периоду. Отчасти поэтому я и написал вам. – Эдвард делает эффектную паузу, но это заявление, странное дело, никоим образом не привлекает внимания сэра Уильяма. Эдвард откашливается. – Теперь Гоф поручил им выяснить географический регион происхождения пифоса.

Гамильтон усмехается.

– Могу сэкономить им время.

– Сэр?

– Этот пифос был найден при раскопках у подножия горы Ликайон[40]. Полгода назад.