Брачный марафон - Татьяна Веденская
Шрифт:
Интервал:
– Вы куда?! Стойте! Я вызову охрану! Кошмар! – орала девица, пытаясь схватить меня за руку. Но я была быстрее. И распахнула заветную дверь. На луну.
– Катя? – изумленно смотрел на меня Илья. Я изумленно смотрела на него. Все тот же взгляд, те же очки. Даже костюм, по-моему, тот же самый. Родной и знакомый, хочется прямо сейчас броситься через стол и прижаться к его груди. И гладить его всклокоченные волосы. Но стол! Огромный массивный стол для проведения Бог знает каких важных совещаний. Огромный светлый кабинет, я таких в жизни не видела. И он, сидит как ни в чем не бывало за столом руководителя, а рядом плесневеет от изумления какой-то полный господин в дорогом костюме. По-моему, они перепутали места! Это он должен раздавать руководящие указания. Илья же ведь…
– КАТЯ! АЛЛО! КАТЯ! – заорал Илья, пытаясь подняться из-за своего бесконечного рабочего места. Не смог, зазвонил телефон. Осел обратно, взял трубку и, не слушая, плюхнул ее обратно.
– Я ей говорила, а она все равно лезет. Хамка! – кричала и дергала меня за рукав эта секретарша. Я не замечала ничего. Только его глаза. Его уверенный, спокойный, немного насмешливый взгляд. Я не могу без него жить.
– Катя, может, уже хватит молчать? – спокойно спросил Илья Полянский. И улыбнулся.
– Мне… Мне надо… да отцепись ты, – скинула с себя лапу секретарши я, – поговорить с тобой.
– Я так и понял, – откинулся в своем руководящем кресле он. В нем он уже не смотрелся таким уж простаком. – Давайте закончим попозже. Тут у нас есть дела поважнее брендинга.
– Кончено-конечно, Илья Александрович, – засеменил к выходу костюм.
– Илья Александрович? – удивленно попробовала это новое звучание на языке я. – Ты никогда не говорил мне, что ты – Илья Александрович. И вообще. Ты, похоже, самый настоящий врушка!
– Я? – ошалело уставился на меня Илья. Я была готова рыдать от счастья, что его вижу.
– Ну-ка, признавайся, это ты подослал ко мне Зотову? – угрожающе пророкотала я.
– Кого? – забегал глазками он. Я поняла, что ОН.
– Зотову! – надвигаясь на него, повторила я. – С деньгами.
– С деньгами? – подхватил он. – Я? Да зачем бы мне это? Я что, похож на придурка?
– Ты похож на врушку. Я уверена, что это тебе я теперь обязана тем, что покинула гостеприимные американские стены!
– Я тут не причем! – замахал головой он. – Что за бред? Я и копейки не дам просто так. Деньги для меня – библия и вера! Я даром с дивана не встану.
– Не ври! – гаркнула я.
– Что ты себе позволяешь! – выделывался он. – Я вызову охрану. Обвиняет приличных людей черт знает в чем.
– Значит, не ты? – я нависла над ним.
– Нет! Категорически, – фыркал и отдувался он. Мне стало смешно.
– А это что? – вывалила я на стол колье.
– Что это? – Илья сделал вид, что не помнит его.
– Это ты подарил мне на тридцатилетие. Сказал, что бижутерия. Обманул девушку!
– Что ты имеешь в виду? – он раскраснелся и попытался откатиться на стуле к окну. – Я не позволю порочить честное имя!
– Это – оригинал. Не меньше пяти тысяч долларов. И рубины с бриллиантами. Как ты мог? – стебалась я.
– Это провокация. Мне подбросили! – стебался он. – Или ты сама подменила. Я дарил тебе полную ерунду.
– Подбросили? Значит, ты все будешь отрицать?
– А ты? Ты что, будешь отрицать, что если бы я признался, что это золото, ты бы его не взяла? – сделал выпад Илья.
– Я? Нет. Не взяла бы, – растерялась я. Не взяла бы просто потому, что так с детства вдолбили в мою пустую голову.
– Значит, я был прав! – хлопнул в ладоши Илья.
– Зотова – от тебя? – настырно уточнила я.
– Какое это имеет значение? – спокойно спросил и снова улыбнулся Полянский. Я могла поклясться, что он рад меня видеть.
– Никакого, – я махнула рукой и присела на край его стола.
– Главное, что ты смогла вернуться. Каждый человек должен иметь шанс вернуться, – многозначительно сказал он. Или мне показалось?
– Да? А тогда я скажу, что на самом деле я до смерти хочу вернуться к тебе, – я покраснела и отвернулась к окну.
– Это правда? – встал и подошел ко мне он.
– Да, – беззвучно кивнула я. – Вообще не понимаю, зачем ты меня отпустил.
– А думаешь, я понимаю? И ведь вроде знал, что нельзя доверять тому, что ты делаешь. Что при желании ты прекрасно наврешь даже самой себе. Но стоило поцеловать твои губы, как у меня начисто отшибло мозги.
– Тебе Селиванова чуши наплела, – всхлипнула, вспомнив о ней, я. – А ты и поверил. А я в солярий пошла, чтоб от меня только отстали.
– А я решил, что ты не любишь меня. И не любила, – вздохнул он, и прикоснулся ко мне. Отвел назад, за ухо какой-то особенно наглый «непринужденный естественный» локон. – А это – невыносимая мысль.
– А почему ты меня не спросил? – ткнула его кулаком в грудь я. Господи, неужели я сижу в его кабинете и смотрю на него? Спасибо!
– Потому что шанс, что ты ответишь то, что думаешь – всегда ничтожен. Ты никому и никогда не открываешь правды о себе, – серьезно и нежно сказал он.
– Это уж точно! – выдохнула я. – Поэтому лови момент. Сейчас я скажу то, что думаю и думаю уже много месяцев подряд.
– Обещаешь? – прищурился он.
– Я люблю тебя. Так, как не любила никогда и никого, – сказала я. И сделала, наконец, то, о чем так долго и так безнадежно мечтала. Я взяла Полянского за подбородок и поцеловала в его губы. Чуть тонковатая верхняя, ямочка на щеке, взгляд внимательных, чуть насмешливых глаз. С минуту он отстраненно смотрел за моими акробатическими номерами, а потом… Потом набросился на меня, как набрасывается на еду изголодавшийся человек.
Немецкая промышленность завоевала во всем мире славу самой добротной и качественной на все времена. Спокойные и не обремененные избыточной мозговой активностью бюргеры вовремя встают (никогда не забывая завести будильник), завтракают (кофе с молоком, тосты, творог), надевают зеркально начищенные башмаки и идут делать свое дело. Методично, час за часом, не прерываясь на непредусмотренные перекуры и перекусы. Им не бывает лень, они не болеют ОРВИ, монотонность никак не отравляет их жизнь. Надо четыре часа в день вставлять в пароварку шестеренку – так и будет. С такой же ответственностью они в свое время жгли людей в концлагерях. Зато теперь весь мир ценит настоящее немецкое качество. И даже спекулирует на нем. Цена на изготовленную немецкими руками пароварку вдвое отличается от цены, скажем, на китайскую.
– Немецкая проработает дольше! – говорят все. В России этот плюс не так актуален, потому что десятилетиями молотящая пароварка не продержится в любом случае. У нас не так трепетно хранят вещи. У нас их быстрее пропьют. Однако гений немецких технологов заключается не только в том, что они запрещают рабочим стоять у конвейера пьяными до состояния «Не помню, я вчера работал или нет?» Их конструктора все-таки тратят некоторое время, чтобы просчитать совместимость тех или иных материалов и частей. Немцы, например, не станут приделывать пластмассовую ручку к стальной мясорубке. Ведь ясно же, что она обломается при первом же сеансе извлечения фарша.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!