Оперативный центр. Зеркальное отражение - Том Клэнси

Никита не отрывал взгляда от ящиков. Ему самому хотелось узнать, что в них. Подтвердив получение приказа, он попросил отца оставаться на линии.

Передав трубку Федорову, Никита надел перчатки и прошел к ящикам. Сняв с крюка на стене пожарную лопатку, он просунул ее острие под деревянную крышку, поставил ногу на черенок и надавил, что есть силы. Скрипнули гвозди, выходя из дерева, и крышка приподнялась.

– Прапорщик, принеси фонарь.

Федоров поспешно выполнил приказание. В дрожащем оранжевом свете пламени они увидели пачки американских стодолларовых купюр, перетянутых бумажными лентами, уложенные аккуратными стопками.

Никита сапогом опустил крышку вниз. Приказав Федорову вскрыть еще один ящик, он прошел по раскачивающемуся вагону к столу и взял трубку.

– Отец, в ящике лежат деньги, – крикнул Никита. – В американской валюте...

– Товарищ лейтенант, и здесь то же самое! – закричал Федоров. – Американские доллары.

– Вероятно, все ящики заполнены деньгами, – сказал Никита.

– Деньгами для новой революции, – задумчиво промолвил генерал Орлов.

Никита прикрыл ладонью второе ухо:

– Прошу прощения, товарищ генерал?

Генерал Орлов ответил не сразу.

– Корсаков сообщил вам насчет Украины?

– Никак нет, товарищ генерал, не сообщил.

По мере того как генерал Орлов вкратце рассказывал сыну о передвижениях войск под началом генерала Косыгина, раздражение Никиты нарастало. И дело было не только в том, что он обиделся, оказавшись в стороне от настоящих дел. Никита не знал, общались ли между собой в прошлом его отец и генерал Косыгин, однако чувствовал, что сейчас это вторжение развело их по разные стороны баррикад.

И в этом была главная проблема, потому что Орлов-младший предпочел бы работать под началом динамичного и честолюбивого генерала Косыгина, чем подчиняться приказам заслуженного космонавта... вспоминающего о том, что у него есть сын, только тогда, когда тот доставлял ему беспокойство.

Когда генерал Орлов закончил, молодой офицер сказал:

– Товарищ генерал, можно мне высказаться откровенно?

Эта просьба была совершенно необычной. В российской армии подчиненный обязан разговаривать со своим командиром только строго официально. Он не может ответить на вопрос просто "да" или "нет" – а только "так точно" и "никак нет".

– Да, конечно, – помолчав, ответил отец.

– Вот почему ты отправил меня присматривать за этим грузом? – спросил Никита. – Чтобы защитить от отправки на фронт?

– Сынок, когда я к тебе обратился, никакого фронта еще не было.

– Но ты знал о предстоящей операции, – настаивал Никита. – Должен был знать. До нас в Корсакове доходили слухи, что там, где ты сейчас, никаких неожиданностей быть не может.

– То, что ты слышал, – это лишь отголоски предсмертных судорог советской пропагандистской машины, – возразил Орлов. – Ввод российских войск на Украину явился полной неожиданностью для многих высокопоставленных военных и государственных лиц – и для меня в том числе. И до тех пор, пока я не узнаю обо всем подробнее, мне бы хотелось, чтобы эти ящики с деньгами оставались в вагонах.

– А что, если генерал Косыгин собирается купить на них сотрудничество местных украинских властей? – спросил Никита. – Промедление с доставкой денег может стоить жизни нашим солдатам.

– Или, наоборот, может их спасти, – заметил генерал Орлов. – Война – занятие дорогостоящее.

– Но разумно ли ставить под сомнение решения Косыгина? – не сдавался Никита. – Я слышал, он пришел в армию еще мальчишкой...

– И во многих отношениях до сих пор остается мальчишкой, – строго оборвал сына генерал. – Организуй круглосуточное дежурство своих людей. Пусть они следят за тем, чтобы к составу никто не приближался. Подпустить к вагонам кого бы то ни было можно будет только с моего личного разрешения.

– Вас понял, товарищ генерал, – ответил Никита. – Когда следующий сеанс связи?

– Я дам тебе знать, как только у меня появится новая информация о деньгах или об этом "Иле", – сказал генерал. – И еще. Ники, у меня есть предчувствие, что ты находишься к фронту гораздо ближе, чем полагаешь. Будь осторожен.

– Хорошо, отец, – ответил Никита.

Лейтенант нажал кнопку на трубке, оканчивая связь. Попросив Федорова очистить спутниковую тарелку от снега, он повернулся к карте на экране компьютера. Его взгляд пробежался по линии железной дороги, через станции "Ипполитовка", "Сибирцево", "Мучная" и дальше на север. Затем Орлов-младший сверился с часами.

– Прапорщик Федоров, – сказал он, – приблизительно через полчаса мы должны прибыть на станцию "Озерная Пядь". Пусть машинист сделает там остановку.

– Слушаюсь, товарищ лейтенант, – ответил Федоров и отправился в голову вагона, чтобы связаться по внутреннему переговорному устройству с локомотивной бригадой.

Никита Орлов решил, что он проследит за тем, чтобы состав благополучно достиг места назначения. Это делается ради блага России, и никто, в том числе и его отец, генерал Орлов, не сможет этому помешать.

Понедельник, 19.10, Вашингтон

– Получил!

Худ дремал, устроившись на кушетке, радуясь возможности хотя бы на время переложить груз текущих задач на Курта Хардэуэя и ночную смену, когда к нему в кабинет заявился сияющий Лоуэлл Коффи.

– Подписанное, скрепленное печатью и – та-та-та! – доставленное нарочным!

Усевшись на кушетке, Худ улыбнулся.

– Комиссия Конгресса дала свое согласие?

– Дала, – ответил Коффи, – но только моей заслуги в этом нет никакой. Русские сделали за нас все сами, введя сто тысяч своих солдат на Украину.

– Я все понял, – сказал Худ. – Майка ты уже предупредил?

– Я только что от него, – ответил Лоуэлл. – Он сейчас придет сюда.

Худ взглянул на документ. Сверху красовалась подпись сенатора Фокс, так, чтобы она была сразу же видна всем добрым консерваторам. Однако Худ тоже был рад ее видеть. Лежа на кушетке, он принял решение поддержать Роджерса относительно отправки "Бомбардира". Конечно, осторожность и взвешенная рассудительность – это хорошо, но иногда все же лучше оказываются решительные действия.

Лоуэлл ушел, отправившись сообщать радостную новость Марте Маколл. Худ сел за стол, отправил по электронной почте сообщение Хардэуэю, затем протер глаза, вспоминая, почему именно он хотел возглавить Опцентр.

Поль Худ и все, кого он знал, – в том числе президент Лоуренс, с которым они нередко расходились во взглядах, – занимались своим ремеслом потому, что недостаточно лишь козырять флагу и пить за процветание Родины. Они отдавали Америке все свои знания и силы и при необходимости готовы были отдать и свою жизнь. Роджерс подарил своему начальнику бронзовую табличку, которая теперь стояла на рабочем столе Худа. На ней было выгравировано изречение Томаса Джефферсона: "Древо свободы необходимо время от времени поливать кровью патриотов и тиранов". И с самого момента окончания колледжа Худ хотел быть частью этого процесса.