Железный Путин. Взгляд с Запада - Ангус Роксборо

В Вашингтоне эту угрозу восприняли серьезно, особенно в свете замечания, высказанного Лавровым в разговоре с Райс. Буш созвал комиссию по национальной безопасности. Министр обороны Роберт Гейтс вспоминает: «Буквально всех в оперативном центре не покидало ощущение, что Россия открыто совершает акт агрессии против независимого государства, с намерением разделить его»29.

Американцы даже обдумывали собственное военное вмешательство. По словам госсекретаря Райс, «за столом начали бить себя в грудь и кричать, что мы сделаем, какой знак подадим России военными средствами, объясняя, настолько опрометчивы были ее действия».

Советник по вопросам национальной безопасности Стивен Хэдли говорит: «Вопрос заключался в следующем: вводим мы боевые силы или нет? Для спасения Тбилиси требовались наземные войска»30.

Однако все это могло спровоцировать конфликт между крупнейшими ядерными державами мира, и в голосах Роберта Гейтса и его сторонников звучало предостережение: «Я твердо заявил, что мы не станем обеспечивать военную поддержку Саакашвили. В то время я считал, что русские расставили ловушку, а Саакашвили двинулся прямиком в нее, поэтому виноваты и те, и другие».

В конце концов российские войска остановились и повернули обратно, и американцам больше не понадобилось обдумывать ответные военные меры. Они отправили транспортные самолеты ВМС в аэропорт Тбилиси и ввели боевые корабли в Черное море, направляясь к порту Батуми, чтобы доставить гуманитарную помощь, однако было принято решение действовать средствами дипломатии. Несмотря на серьезные сомнения в компетентности президента Саркози, было решено дать возможность Франции, которая в этот момент председательствовала в Евросоюзе, взять инициативу в свои руки.

Хотя в то время российская сторона утверждала, что в переговорах с Саркози участвует только Медведев, Путин тоже присутствовал на них и, как и следовало ожидать, был настроен жестко. Именно в это время он объявил: «Я повешу Саакашвили за яйца». (Российская сторона это отрицала, но Путин с тех пор неоднократно и косвенно подтверждал, что пользуется таким выражением31.)

Саркози привез на переговоры проект соглашения, который, по словам Лаврова, «мы слегка откорректировали». На самом же деле документ с шестью пунктами был почти полностью испещрен поправками — так, первое предложение выглядело: «Предполагается полный вывод грузинских и российских войск».

Советник Саркози Жан-Давид Левитт вспоминает: «Они всецело изменили логику документа: это было уже не прекращение огня и не вывод войск, а способ диктовать Грузии свои условия».

Саркози оказался, по словам советника президента Медведева Сергея Приходько, «упрямым, очень упрямым». В конце концов российская тактика ведения переговоров ему осточертела. «Слушайте, — сказал он, — мы так и будем ходить кругами вокруг этого проекта. Вот, я беру ручку и начинаю составлять новый. Во-первых, участники конфликта соглашаются не применять силу. Да или нет? Да».

Затем последовало еще пять пунктов: прекращение боевых действий, свободный доступ к гуманитарной помощи, отвод грузинских войск на военные базы, отвод российских войск на позиции, которые они занимали до начала боевых действий, проведение международных переговоров о будущем статусе Абхазии и Южной Осетии.

Дополнение к пятому пункту вскоре вызвало проблемы. «На время приведения в действие механизмов международного контроля», российские миротворцы должны были обеспечивать «дополнительные меры безопасности». Это условие, которое можно было трактовать достаточно гибко, Москва предложила для того, чтобы оправдать присутствие военных в широкой зоне безопасности и даже в отдельных районах самой Грузии спустя долгое время после того, как вступят в силу соглашения мирных переговоров.

С этим документом Саркози вылетел в Тбилиси. Но из-за шестого пункта Саакашвили отказался подписать его, так как «переговоры о будущем статусе» оставляли открытым вопрос о территориальной целостности Грузии. Лавров заявил в интервью, что внесение в текст дополнения по международным переговорам о статусе региона было призвано продемонстрировать, что Россия не намерена признавать его в одностороннем порядке: принимать решение предстоит международному сообществу. Но Саакашвили остался непреклонным, и пункт изменили после краткого полуночного телефонного разговора Саркози с Медведевым, находившимся в Москве. Теперь пункт говорил о «переговорах по вопросам безопасности и стабильности» в обоих регионах. Эти переговоры с тех пор периодически возобновлялись в Женеве, но к значительным результатам не привели.

Однако Саакашвили уже утратил преимущество. 26 августа президент Медведев внезапно объявил, что Россия признает независимость и Южной Осетии, и Абхазии. Появилось два новых государства, которые признали только Венесуэла, Никарагуа и тихоокеанский остров Науру. Даже бывшие советские союзники России не стали выбирать этот путь. Россия в конце концов признала косовский прецедент (хотя, разумеется, безотносительно самого Косово). У людей повсюду в мире сложилось впечатление, что следующим шагом станет аннексия и что таковы были изначальные намерения России.

Я не встречал россиян, которые были бы довольны этим положением. Конечно, можно возразить, что все надежды Грузии на вступление в НАТО развеялись или что Россия якобы «усилила меры безопасности» и теперь строит новую базу ВМФ в Абхазии. Но, несомненно, интересам безопасности России гораздо лучше послужили бы мирные отношения с Грузией.

В конечном итоге трагедию Грузии и ее войны с Россией можно свести к личной трагедии одного деятельного и запутавшегося человека.

Нино Бурджанадзе, бывшая близкая союзница Саакашвили, говорит, что он «ввязался в войну, будучи полностью убежденным, что победит российскую армию. В последний раз я беседовала с ним за пять дней до начала войны и сказала: «Если вы начнете эту войну, она будет означать конец для моей страны, и я вам этого никогда не прощу». Другой вопрос — почему сторонники Саакашвили на Западе, особенно в США, не советовали ему развязывать войну, и в то же время не мешали ему верить, что даже война сойдет ему с рук. Ангела Меркель и остальные знали его импульсивность, тем не менее НАТО опрометчиво обещал его стране (и Украине) членство — несмотря на то, что это вызывало тревогу России. До сих пор не было предпринято серьезных попыток представить будущее, в котором все страны Европы и Северной Америки смогут действовать сообща ради обеспечения своей безопасности — вместо того, чтобы считать, что безопасности некоторых можно достичь за счет безопасности остальных.

События, описанные в этой главе, лучше, чем какие-либо другие за последние 12 лет, иллюстрируют фиаско России и Запада в попытках понять друг друга и принять во внимание не только свои, но и чужие тревоги и опасения. Буш проповедовал и читал нотации, Путин грозился. Америка утверждала, что Россия должна отказаться от «сферы влияния» в своем «ближайшем зарубежье». Россия — что Америка должна прекратить вести себя так, будто правит миром. Буш обвинял Путина в авторитарности в духе коммунистов. Путин Буша — в мышлении, свойственном временам холодной войны. Результат оказался неизбежным.