Одинокий пишущий человек - Дина Рубина

Но творчество тоже замешено на энергии нашего основного инстинкта, на внутреннем корневом топливе нервной системы.

Во время работы писатель, с одной стороны, являет собой существо с огромным эротическим зарядом; с другой стороны – он монах, посвятивший себя аскезе творчества.

…и мешает ли писателю любовь в его жизни?

Мешает, конечно, особенно в молодости: когда у любви когтистые лапы и акулья пасть, когда любовь – хищник, грозящий сожрать твою жизнь. Но эта кипящая магма даёт пищу и жизнь многим ранним произведениям автора – пусть не отточенным, пусть пестрящим стилистическими провалами. Но это драгоценные слитки собственного прожитого чувства. Золотой песок, собственноручно промытый в семи водах собственного сердца. В содружестве с подлинным талантом личный опыт являет такие шедевры, как «Немного солнца в холодной воде» Франсуазы Саган или «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.

С годами любовь, этот неумолимый преследователь, этот соперник творчества, не то что слабеет, но смиряется, смягчает острые черты и даже заключает с жизнью некий паритетный договор: я тебе – тишину, ты мне – глубокое умное чувство.

Мужчине-писателю семья, как правило, не мешает, а помогает (если жена умная и преданная). А после смерти, если повезло, и награждает: железная вдова способна укрупнить и возвеличить фигуру писателя и даже создать его культ – как это получилось у Елены Сергеевны Булгаковой в сотворении великого культового романа «Мастер и Маргарита».

Писателю-женщине семья, как правило, даётся и достаётся с гораздо большими нагрузками, с куда более личным участием, с огромной затратой нервов и сил. Но женщина и физически выносливее, и психически в целом покрепче. Эта воловья сила, что тащит женщину из жизни в жизнь, от мужчины к мужчине, сквозь быт и праздники, с детьми на закорках (а тут ещё и ремённая упряжка: творчество) – она даёт какие-то дополнительные сенсорные качества: перещупать, перемолоть, переварить самые разные «предлагаемые обстоятельства». Врождённая мудрость и выносливость женских жил – много значат на высокогорных перевалах жизни.

Меня, бывает, спрашивают: «Что отличает сегодняшних влюблённых от любящих пар вашего поколения?» – «Да ничего не изменилось», – отвечаю. Слава богу, основной инстинкт на месте: человек всегда хочет счастья. В молодости ранит себя и других, совершает ошибки, накапливая болезненные воспоминания, которые останутся с ним до конца. С годами начинает ценить настоящее: верность, мужество, терпение сердца, умение простить и понять. Схема-то одна.

Для нашего же брата, писателя, самым важным является вот что: юный человек по-прежнему – одинокое существо в поисках пары. Я бы сказала, в неистовом поиске пары. И это – неиссякаемый залог будущих великих романов о любви.

– Д.И., в своих новеллах о путешествиях вы очень внимательны к особенностям иноземных городов. Хотя и Иерусалим – довольно привычные декорации в вашей прозе. Вы верите в пресловутый genius loci – духа-покровителя городов и местностей?

– Что касается Иерусалима… Помню, в хорошей книге Петра Вайля «Гений места» меня поразил один факт: писатель, столь образно и талантливо описавший множество значимых в мировой культуре мест, не решился, не осмелился или просто «не потянул» Иерусалим – самый грозный и магический город в истории западной цивилизации.

Вы скажете, несправедливо судить автора за то, что он НЕ написал. Возможно. Хотя, например, Джулиан Барнс считает, что писатель должен нести ответственность и за свои не-книги. Это как та собака в известном детективе, которая не лаяла . Возможно ли, чтобы великий мистический город «над небом голубым», один из величайших по значению городов в истории человеческой цивилизации, чей огнедышащий гений места является не в одном, а в нескольких божественных ликах, Вайля отталкивал, а то и пугал?

И как описать гения места Иерусалима, и что за него принять: личность? грядущего Мессию? исторический антураж (обиталище пророков и царей)? приметы местности? Наконец, ту самую, из известного анекдота – «связь с Богом по местному тарифу»? Или просто крутого замеса пёструю человеческую кашу вокруг святилищ трёх великих религий, возникших почему-то в незапамятной древности именно здесь, на скалистом пятачке очень суровой земли?

До какой степени это буквально «пятачок», понимаешь, только оказавшись здесь, на утоптанном, мощённом камнем, омытом кровью, слезами и по́том клочке земли. Предлагаю представить, чья только кровь и чей только пот не смешивались в пульсирующем диким напряжением пространстве!

Этот квадратный, без малого, километр окружён крепостными стенами и с высоты полёта какого-нибудь афганского скворца напоминает припылённую половинку ореха или, того лучше, человеческий мозг и вмещает невероятное множество храмов разных вер, направлений, конгрегаций и сект.

Не стану перечислять количество экскурсионных маршрутов, по которым ежедневно и ежечасно снуют, толкутся, торгуются, тащатся и таращатся десятки тысяч экскурсантов, сталкиваясь и пересекаясь, ожидая своей очереди к могиле царя Давида или в комнату Тайной Вечери. На перебежках они в панике высматривают флажки-зонтики-шляпки и майки на шестах своих экскурсоводов, а случайно отвалившись от группы, обнаруживаются на арабском рынке, с вытаращенными глазами и ненужной джезвой или наволочкой в руках, которые втюхал им ушлый торгаш-ловчила, говорящий на восьми языках…

И всё же – да простит меня Всевышний и все адвокаты его! – основой и сутью всего, что вершится в стенах Старого города, является вовсе не вера, со всеми адептами всех конгрегаций; не кипящая воплями рыночная купля-продажа; не туристическая индустрия, кормящая сотни тысяч людей в стране, а… собственность. Великая Недвижимость в неутомимо и неумолимо подвижной вечности Старого города.

На заповедном клочке этой Святой земли находятся во владении: дворцы, строения, храмы и колокольни; отдельные церковные приделы, отдельные квартиры, этажи, лестницы и уголки, балконы, подвалы и подворотни; магазины и лавочки, молельни и клубы, стоянки машин, святые могилы царей и пророков, да и целые кладбища; рестораны, пустыри, шпионские явочные норы, офисы тайных орденов…

И кто только всем этим не владеет: арабские, еврейские, испанские, армянские, грузинские, персидские, цыганские и прочие семьи с вековыми историями. Владетельными Собственниками являются здесь: царские фамилии многих стран, религиозные общества, Святой престол, монашеские ордены, потомки Моше Даяна и Ариэля Шарона, никому не известные тайные офшоры и синдикаты…