Жестокий континент - Кит Лоу

Неудивительно, что некоторые украинцы и лемки обратились к УПА за защитой от депортации. УПА в польской Галиции не так сильно зверствовала, как через границу на Украине, но все же не чуралась убийств, пыток и расчленения своих врагов. Один бывший польский солдат по имени Генрик Ян Мелькарек пылко пишет о своих сослуживцах, забитых насмерть боевиками УПА. Те вырезали им глаза и языки или привязывали к деревьям и оставляли умирать. Но, учитывая то, что больше никто не испытывал желания помогать им, многие украинцы не видели иной альтернативы вступлению в такие партизанские отряды или, по крайней мере, оказанию им поддержки. Нарастающая популярность УПА в Галиции только накалила ситуацию, еще больше оправдывая политику изгнания со своей территории этих общин.

Польская кампания «репатриации» 1945–1946 гг., какой бы жестокой она ни была, увенчалась успехом. Однако она столкнулась с главной проблемой: к концу 1945 г. некоторые украинцы, уже покинувшие Польшу, начали добровольно возвращаться назад. Многие обнаружили, что жизнь на Украине гораздо хуже, чем в тех местах, из которых они уехали, даже с учетом преследований со стороны поляков. Украина была гораздо хуже развита, чем Юго-Восточная Польша. К разрухе привел неоднократный переход из рук в руки во время войны. Кроме того, Советы не разрешали многим польским украинцам селиться в той местности, куда они должны были «возвратиться». Чтобы не допустить нарастания проблем с ОУН/УПА, более 75 % польских украинцев расселили в других регионах СССР. В результате тысячи украинцев в 1945 и 1946 гг. вернулись в Польшу, чтобы отговорить своих соседей-селян от отъезда. Это отчасти объясняет то, почему так много украинцев противилось депортации даже перед лицом нарастающих атак националистов.

В конце 1946 г. у властей Польши, которые хотели полностью изгнать со своей территории население, говорящее на украинском языке, наконец кончилось время, для этого отведенное. Чтобы положить конец репатриации, Советы закрыли границу между Украиной и Польшей. Это совершенно не устраивало польские власти, так как, по их оценкам, в стране оставалось еще около 74 тысяч украинцев, которые избежали репатриации. На самом деле цифры гораздо выше – всего около 200 тысяч человек. Польское правительство обратилось к Советам с просьбой разрешить продолжить этот процесс еще на какое-то время, но напрасно.

Возможно, если бы террористическая деятельность УПА прекратилась, правительство Польши почувствовало себя достаточно уверенно, чтобы наконец оставить украинцев и лемков в покое. Планы по продолжению их перемещения внутри страны, которые существовали уже в начале 1947 г., могли бы быть забыты, и вековой украинской культуре в Галиции позволили сохраниться. Возможно.

Такие предположения, однако, спорны, потому что напряженность между поляками и меньшинствами, говорящими на украинском языке, не ослабла и даже усилилась. Переломный момент настал 28 марта 1947 г., когда боевиками УПА был убит заместитель министра обороны Польши генерал Кароль Сверчевски. Это убийство стало катастрофой для польских украинцев и послужило оправданием репрессивных мер по отношению к ним. На следующий день польские офицеры начали открыто говорить о «полном истреблении остатков украинского населения в приграничном юго-восточном регионе Польши». Польские власти немедленно провели еще одну зачистку региона, чтобы искоренить все оставшееся украиноговорящее население.

Акция под названием «Операция «Висла» ставила своей целью не только уничтожить в Польше боевиков УПА, но и осуществить то, что ее разработчики хладнокровно назвали «окончательным решением» украинской проблемы.

ВЫНУЖДЕННАЯ АССИМИЛЯЦИЯ

Операция «Висла» началась в конце апреля 1947 г. и продолжалась до конца лета. В ее задачи входило не только «уничтожить банды УПА», но и провести совместную работу с государственным бюро по репатриации с целью проведения «эвакуации всех лиц украинской национальности из этого региона на северо-западные территории и расселения их там максимально разреженно». Историки, которые утверждают, что единственной целью операции было лишить УПА поддержки, игнорируют четкие директивы, выпущенные Управлением государственной безопасности, открыто объявившим этническую чистку страны особой задачей.

Эта операция должна была искоренить всех оставшихся украиноговорящих граждан – мужчин, женщин и детей, – затронув даже смешанные польско-украинские семьи. Людям давали несколько часов на сборы, а затем увозили в транзитные центры для регистрации. Оттуда их должны были переправлять в различные населенные пункты на западе и севере страны, бывших когда-то немецкими территориями, а теперь ставших частью Польши. Теоретически члены семьи должны были ехать вместе, но на практике каждому депортируемому был присвоен номер, и их увозили вместе с теми, кто зарегистрировался в одно и то же время. Таким образом, членов одной семьи, зарегистрировавшихся отдельно, часто отправляли в города и деревни, находившиеся на большом расстоянии друг от друга, если только им не удавалось уговорить (или подкупить) чиновников и остаться вместе. Подразумевалось, что семьям разрешается брать с собой одежду и ценные вещи и даже какое-то количество домашних животных, чтобы обеспечивать себя на новом месте. В реальности им редко давали достаточно времени, чтобы как следует собраться, и часто принуждали оставлять хорошие вещи, а потом их растаскивали соседи-поляки. Многие также отмечали, что во время путешествия их грабили бессовестные охранники или банды местных жителей.

Война сделала практику переселения обыденной, к 1947 г. перемещение украинцев шло уже более двух лет. И это было не такое значительное событие по сравнению с полномасштабным изгнанием с континента немцев. Но об этом в следующей главе. Польские власти хотели не просто выселить эту этническую группу, но и заставить ее отказаться от всех притязаний на отдельную национальность, вынудить поменять речь, манеру одеваться, способы отправления религиозных обрядов и получения образования. Власти уже не собирались позволять им оставаться украинцами или лемками. «Потому что они хотели, чтобы мы все стали поляками».

Из современных интервью с говорящими на украинском языке поляками становится ясно, сколь мучительным был этот процесс. Для Анны Климаш и Розалии Найдух – лемок, депортированных из деревни Беднарки в Галиции, – самой тягостной оказалась сама ссылка и особенно поведение соседей-поляков. Не собираясь ни поддерживать, ни помогать им, местные поляки, казалось, радовались, избавляясь от них, и с воодушевлением грабили их дома даже еще до того, как они их покинули. Селяне, которые отказывались впускать мародеров в свои дома, подвергались избиениям; другим приходилось стоять рядом и наблюдать, как на их глазах обчищают дома. У некоторых ссыльных воровали даже вещи из телег, пока те их нагружали, со словами: «Да не бери ты и то, и это. Тебе это больше не понадобится…»

Для других самым тяжелым временем был период неизвестности, наступивший после отъезда, когда они ожидали в убогих пересыльных лагерях распределения на новое место жительства. Этот период мог длиться от нескольких дней до нескольких недель. Ольга Жданович, украинка из Грязева в Галиции, в течение трех недель спала под открытым небом в пересыльном лагере в Тростянице. Селяне из Беднарки провели в лагере в Загоржани две недели – тоже без крыши над головой и только с тем небольшим запасом еды, который они взяли с собой. Розалия Найдух дошла до того, что воровала корм для скота у местных крестьян, чтобы кормить свою скотину. Анна Шевчук и Миколай Сокач вспоминают, как спали под своими телегами рядом со скотиной – единственное место, спасавшее от непогоды. На протяжении этого времени всех депортированных допрашивали польские чиновники, давая понять, что сама их этническая принадлежность делает их потенциальными террористами УПА.