Война с демонами. Книга 4. Трон черепов - Питер Бретт

Он выдохнул, изобразив на лице озабоченность, хотя процент, разумеется, не имел никакого значения. Он мог соткать из ведомостей и списков такую паутину, что Джайану не разобраться вовек, как и не осознать, что из конторских книг испарились целые склады и тысячи акров земли. Аббан внушит шарум ка, что тому достанется пятьдесят процентов, а выдаст меньше пяти.

Наконец он поклонился:

– Как прикажет шарум ка.

Возможно, в итоге все обернется не так уж плохо.

Вооружившись дальнозором, Аббан расслабился в уютном кресле, которое водрузил на пригорок, чтобы наблюдать за штурмом Доктауна. Керан, Глухой и Асави предпочли остаться на ногах, и он им не завидовал. Воины и святоши всегда отличались мазохизмом.

Он выбрал это место из-за хорошего вида на селение и доки со стороны, в которую навряд ли устремятся беженцы, когда завяжется бой. День стоял достаточно ясный, чтобы Аббан невооруженным глазом мог разглядеть и озерный город – цветное пятнышко на горизонте. В дальнозор было видно лучше, хотя различить удавалось лишь корабли и причалы. Если сделать поправку на расстояние, город был значительно больше, чем он предполагал.

Вновь обратив взор к Доктауну и подкрутив объектив, Аббан четко выделил в доках отдельных рабочих. Они вели себя непринужденно, не ведая, что им грозит.

Даже из такой дали Аббан слышал топот красийской конницы. Первые местные жители, встретившиеся ей на пути, обернулись на звук аккурат вовремя, чтобы погибнуть от легких копий, которые пронзили их, будучи брошены с бегущих коней. Даль’шарумы – грубые, неграмотные животные, но в убиениях им не было равных.

Достигнув городка, воины рассредоточились: одни поехали по улицам, чиня опустошение и подавляя доктаунцев, тогда как другие обогнули селение с флангов и ускорились, чтобы ворваться на причалы с обеих сторон, не дав матросам даже понять, что происходит.

Теперь поднялся гвалт – вопли жертв, обрывавшиеся быстро, и протяжные стенания уцелевших. Аббан не получал от этого удовольствия, но совесть его тоже не мучила. Бойня не была бессмысленной. Быстрый захват городка сулил большую прибыль, чем длительная осада. Пусть шарумы позабавятся, раз уж захватят доки, корабли и оброк.

По мере того как воины сеяли смятение и хаос, продвигаясь к цели, занялись пожары. Аббан в целом не терпел огня как орудия войны. Неразборчивый и дорого обходящийся, тот уничтожал ценности. Жизни шарумов были намного дешевле.

Затрубили рога, на причале ударил огромный колокол. Аббан увидел, что матросы побросали груз и ринулись к кораблям.

Обстановка вокруг доков обострилась, когда мехндинги-лучники пустили стрелы, а шарумы бросили метательные копья, умертвив первых людей на палубах, которые заполошно травили канаты и пытались поднять паруса. Следом пришел черед улепетывавших рабочих.

Аббан улыбнулся и направил дальнозор на воду. Несколько приближавшихся кораблей развернулись, но один нашел свободный участок причала и сбросил сходни для убегавших женщин и детей.

Доски прогнулись под тяжестью, и не один беглец рухнул в воду. К беззащитным беглецам добавились здоровые мужчины, они толкались и напирали, пока падающих не стало больше, чем оставшихся на сходнях. Капитан что-то орал в рог, но перепуганные доктаунцы продолжали лезть на борт. Чтобы толпа не потопила корабль, матросы сбили сходни, развернули паруса по ветру и рванули от причала, вода у которого кишела обезумевшими, вопящими беженцами.

Аббан вздохнул. Пусть его совесть чиста, но и смотреть на тонущих людей не хотелось. Он принялся снова разглядывать городок, которым шарумы, похоже, прочно завладели. Аббан понадеялся, что пожары быстро потушат, – дыма уже стало слишком много…

Он вздрогнул и вновь направил дальнозор на доки.

– Эверамовы яйца, только не снова! – проговорил он и повернулся к Керану. – Готовь людей. Мы заходим.

– До полудня еще часы, – напомнил Керан. – Шарум ка…

– Проиграет эту войну, если не уймет своих безмозглых воинов, которым только верблюдов сношать, – отрезал Аббан.

– Они сжигают корабли.

– Какая разница? – вопросил Джайан. – Ты сказал: захватите оброк. Сказал: не дайте уйти кораблям. Мы выполнили то и другое, а ты все равно смеешь передо мной разоряться?

Аббан сделал глубокий вдох. Он раскипятился не меньше Джайана, а это было опасно. С Ахманом он мог говорить как с глупцом, но его сын не потерпит таких речей от хаффита.

Аббан поклонился.

– При всем уважении, шарум ка, – как мы доставим твоих воинов в озерный город без судов?

– Построим свои. Трудно, что ли… – Джайан умолк, глядя на огромные грузовые суда с мудреной оснасткой. – Уберите их! – закричал он. – Ичах! Шару! Тушите пожары! Выведите из огня оставшиеся корабли!

Но шарумы, естественно, не знали, как увести корабли, а эти про́клятые Эверамом посудины загорались от искр, словно промасленные. Аббан с ужасом смотрел, как флот, состоявший без малого из сорока крупных кораблей и сотен меньших, сокращается до десяти обугленных больших и горстки мелких. Заодно со значительной частью причалов.

Джайан сверлил Аббана взглядом, провоцируя высказаться о потерянном флоте, но тот мудро хранил молчание. Корабли – забота весенняя, а пока только началась зима. Оброк они взяли и если лишились кораблей, то и Лактон утратил связь с материком.

– Мои поздравления со славной победой, шарум ка, – произнес Аббан, читая многочисленные донесения своих людей, поступавшие по мере учета трофеев.

Бо́льшую часть зерна отправят в Дар Эверама, но, кроме него, было без счета бочек с крепкими напитками, которые по воле Аббана могли исчезнуть и принести прибыль, как и прочие ценности вкупе с недвижимостью.

– Дамаджах будет весьма довольна тобой.

– Ты скоро узнаешь, хаффит, что моя мать не бывает довольна, – ответил Джайан. – И никогда никем не гордится.

– Добыча огромна, – пожал плечами Аббан. – Ты можешь нанять тысячу матерей, которые пойдут за тобой и осыплют похвалами.

– Насколько огромна? – покосился на него Джайан.

– Достаточно, чтобы раздать твоим самым доверенным командирам земли, поместья и по десять тысяч драки каждому, – ответил Аббан.

Цифра казалась внушительной, соответствуя годовому жалованию большинства шарумов, но становилась жалкой после деления на несколько десятков человек.