Илья Муромец. Святой богатырь - Борис Алмазов

Илья купил дочери платочек и пошел с ней, гордой подарком, в оружейный ряд, где торговали щитами, мечами, копьями, сулицами и всем многоразличным инструментом, коим людей убивают. Прошел вонючими кожевенными рядами, где в чанах кисли кожи и хваткие кожемяки драли с них мездру и перекладывали из чана в чан, превращая в главный материал для сапог и иных товаров.

День был праздничный, хотя в Киеве каждый день был базарным и всегда на торжище толокся люд. Народу было много. Мотались по торжищу скоморохи, гундосили нищие, высовывая из лохмотьев обрубки рук и ног. Хватали прохожих за рубахи, за порты, требовали милостыни. У рядов золотых стояла стража из бывших воинов княжеских. Большие ценности копились в лавках. Тут уж было на что поглядеть. Кольца, серьги, украшения височные, ожерелья из каменьев самоцветных… Медленно переходил воевода от лавки к лавке, давая дочке налюбоваться, наахаться. Она ведь со двора даже с матерью не выходила. Дом и двор были ее миром, ограниченным высоким забором, вдоль которого сидели громадные цепные псы.

В одной полутемной лавке, под навесом, стучал по блюду, выбивая диковинный узор, старый еврей. Увидев Илью, он бросил работу и начал раскладывать перед покупателем товар.

Весело подмигивая, он доставал и раскладывал все новые и новые сокровища. Блестки и солнечные зайчики разбегались от серебряных зеркал, сережек, тонко сплетенных цепочек, подвесок. Илья выбрал тяжелые височные украшения, какие носили вятичи, расплатился арабскими дирхемами, которые наряду с византийской монетой ходили в Киеве. Своей монеты Владимир не чеканил. Старик пригласил Илью угоститься по случаю покупки. Илья вошел в маленький дворик. Старик-ювелир омыл руки, сел к невысокому столику. Глазастый подросток принес кувшин с хазарским вином, изюм на заедку.

Старик расспрашивал о Хазарии, о том, как брали, а потом обороняли Тьмутаракань.

– Мои родители жили в Хазарии, – говорил он. – Нас привез сюда Святослав как искусных мастеров. Я плохо помню этот город. Говорят, он очень красив…

– Город как город, – сказал Илья, рассказывая, как столкнулись с хазарами-христианами и чуть не перебили друг друга.

Старик сокрушенно тряс пейсами. Илья понимал, что он сочувствует искренне – сам не раз испытал ужас нашествия и осады. Живя в Киеве, считал себя киевлянином, а Илью своим защитником. Когда подступали к Киеву печенеги, сын старика стоял на стенах и был убит стрелою.

– Вот, живу с внуком. Учу своему ремеслу.

Илья заметил, что Дарьюшка переглядывается с глазастым подростком – внуком старика. И вдруг подумал, что дочка подросла и скоро придется выдавать ее замуж. Когда они вернулись домой, Дарьюшка что-то показывала матери.

– Что это у нее? – спросил жену Илья.

– Да хозяйский внук ей колечко подарил.

– Вона как… И когда успел? – вздохнул Илья, после вечерней молитвы укладываясь на лавку. Странное предчувствие беды долго не покидало его.

Вернувшись на прерванную ранением службу Илья был принят как один из самых уважаемых и знатных воевод. Давно прошло то время, когда сидел он за нижним столом. Теперь, миновав средний, сидел он чуть ли не рядом с княжеским местом. Иначе как Илья Иванович его и не величали.

Он был еще очень слаб, потому что раны оказались трудные, и пока к ратной службе не годился – правил службу гражданскую. Ходил в терем княжеский, сидел в боярской думе, помогал припас князю в войско отправлять, собирал из молодых воев новую дружину, обучал ее. И узнавал при княжеском дворе многое, чего из-за болезни не знал. Всю зиму, что он валялся в бреду, шли во дворце события нешуточные. Как и прежде, продолжались пирования. Без них было невозможно, потому это была оплата службы дружинников. Но на пирах сам князь появлялся теперь нечасто. Всю зиму с утра до ночи бывал он с боярами и послами иноземными. И становилось ясно: князь готовит деяние для руси и для славян новое и важное. Смутно догадывались: князь народу киевскому веру выбирает.

Так дело и обстояло. Мало что толпами съезжались ко двору иноземные послы, в основном жрецы да священники, во многие земли были умные воеводы посланы, тамошние обычаи посмотреть.

Никогда перед посланцами своими князь такой задачи не ставил. Ездили прежде – войска просить, оружия, но чтобы вызнать, какая в краях иных вера, каким богам люди тамошние веруют и какая от тех богов польза – такой цели у посольств никогда не было. Маскировались такие посольства под купеческие, приезжали как бы торговать, но главная задача была – вызнать веру.

Всю зиму неустанно князь толковал со жрецами, которых усердно приглашали отовсюду, вел разговоры о том, какая вера лучше, со своими самыми близкими боярами и воеводами, мнением коих дорожил. Принимая жрецов, старался внимательно не только слушать, но и наблюдать каждого – многое ведь, что человек скрыть хочет, по нему заметно. Принимал их в покойце невеликом, без престола, почти рядом с ними сидя. Обсуждал каждый разговор с теми, кто при нем бывал.

Три великие религии господствовали вокруг нарождающейся державы.

Первая и самая мощная – ислам. Поэтому именно мусульманских послов-проповедников выслушивали особенно внимательно. Несколько дней беседовал князь с посланцем камских болгар, тех, против которых было два похода, результат коих был сомнителен. Стеной стояла исламская рать, и не смог князь пробиться к Волге, дабы укоренить там свои города. Подробно, догмат за догматом, обряд за обрядом, пересказывали послы-проповедники основы ислама. Каждую ночь, сойдясь в княжеском тереме, бояре и князь обсуждали услышанное.

– Стало быть, в раю каждый по многу жен иметь будет? – усмехаясь, говорил Добрыня. – Как тут ты, Владимир, живешь, так и там округ тебя девки виться станут!

– Полно те зубы скалить! – огрызался Владимир. Потому как остался Добрыня вдовцом – стал он племянника блудом попрекать. И жизнь Владимира иначе как мерзостью не называл.

– А вот мне интересно, чем же ты блудить-то будешь, как они тебе бесило собачье укоротят?..

– Да не укоротят, – взялся поправить не имеющий чувства юмора боярин Бермята. – Не укоротят, а только крайнюю плоть надрежут…

– Ножом?

– А чем же?

– А коли кто под руку подтолкнет или с похмела не так отхватит?

Бояре гоготали, князь топал ногами, колотил по головам ближних. Еле успокоил.

– Похмелья у них нету! – кричал обиженный Бермята. – Они медов не пьют! И вино хмельное им заказано пить!..

– Ну, тады подставляйся без страху! – утираясь от смеха, гоготали бояре. – Это ишо по пьяни можно, а на трезвую голову срам такой терпеть!..

– Да как же это – вина не пить, меда не пить… А как же тогда пирование править? У нас все вой сего не примут. Как же кормление им установим?

– Молчите все! – кричал князь. – Ты! – позвал он нарочитого боярина, с караваном купеческим ходившего в Камскую Болгарию. – Ты сказывай, как они закон свой правят.