Есть, господин президент! - Лев Гурский

Мне нравится импровизировать, а лучшие загибы получаются, когда ты собран и суров. Брови насупить, желваки напрячь, крылья носа сжать. Однажды, еще при Серебряном, я позорно провалил лекцию о ползучем грузинском гегемонизме и расширении НАТО на юго-восток. Причем аудитория была – мечта: Всероссийский съезд бухгалтеров, сплошь пожилые сонные тетки. И вот где-то на середине фамилии президента Грузии я вдруг вспомнил крайне матерный, но смешной анекдот и рефлекторно ухмыльнулся своим мыслям… Все. Оцепенение с публики спало. Мои дальнейшие попытки достучаться до бухгалтерских сердец успеха не имели. Особо наглые тетки навалились с претензиями, почему да отчего в Москве теперь нельзя купить боржоми. Стыдно вспомнить, но я сорвался и заметил, что кое-кому из присутствующих уже поздно пить боржоми…

– Национальная идея России, – проговорил я наисерьезнейшим тоном, – ныне проходит фазу стендовых испытаний и потому держится в строгой тайне. Но вам я, так и быть, открою один секретов: особо отличившиеся партии и движения уже сейчас получат право промежуточной обкатки отдельных фрагментов. Вчера мне сверху, – я драматически ткнул в потолок, хотя мой номинальный шеф, Глава Администрации, сидел двумя этажами ниже, а президент и вовсе в другом здании, – спустили последнюю разработку. Это слоган. «Жить стало слаще, жить стало веселей». Я добился, чтобы «Почве» дали неофициально – пока! – курировать половину этого слогана… Понимаете, как это важно для вашего электората?

– Ну да, само собой! – радостно потер руки Органон. – А какую часть нам доверят? Первую, где слаще, или вторую, где веселей?

В реальности, подумал я, вам бы не доверили даже запятой между двумя частями. Но поскольку и этот слоган, и весь спецпроект я выдумал три минуты назад, не будем мелочиться. Сейчас Тима и компания – моя гвардия для особых поручений. Чтобы таскать мне каштаны из огня, нужны чьи-то цепкие руки при пустых головах.

– Первую, господа мои, первую, – объявил я. – Если наши внутренние пораженцы возводят в абсолют желчь и уксус, патриоты просто обязаны не жалеть сахара. За основу мы берем итальянскую концепцию «Дольче вита», но только в ее кондитерском разрезе. А для начала нам нужно набрать побольше позитива. Твоему вкусу, Тима, я доверяю: в качестве примера «парацельс с изюмом» подойдет. Отправляйтесь на Шаболовку, в ту вашу кондитерскую, скупите всю партию этих пирожных, сколько у них там есть, и привезите сюда ко мне. Кто будет интересоваться, зачем так много, говорите, что берете для банкета или для детского дома. Или для гуманитарной помощи Африке. Любое из этих объяснений подойдет, главное, не озвучьте все три одновременно… А еще вы сделаете заказ на завтра – мы должны забрать весь урожай на корню. Подчеркиваю, весь. Без исключения. Но сами вы их жрать не вздумайте – это, Тима, и к тебе относится. Органон как глава службы безопасности «Почвы» берет их учет под свой контроль…

Облеченный доверием Органон расправил плечи, а Погодин увял.

– Ну можно пока хоть по одной штучке? – заканючил он.

– До особого распоряжения – ни крошки, – непререкаемым тоном сказал я. – Нельзя ставить под угрозу имидж акции. Раз мы готовим сладкую жизнь для всех россиян, забудьте о шкурных преференциях. «Почва» не должна бросить тень на чистоту своих помыслов. Ничего – себе, все – народу. После победы на выборах наедитесь пирожными от пуза, а пока – ни-ни. И помните: мировые глобалисты не дремлют. Они мечтают перемолоть и вывезти из страны нашу национальную идентичность. Будете хлопать ушами, все самое сладкое достанется, как всегда, Америке. Так что за работу, господа. Одна нога здесь, другая – на Шаболовке… Брысь! – прикрикнул я на Тиму, видя, что он хочет задать вопрос, на который мне уже некогда сочинять ответ. Фишка про идентичность подточила мои силы. Еще минута, и я просто заржу, как конь.

Едва только парочка выкатилась за дверь, я кинулся к своему обломовскому дивану, уткнулся мордой в зеленый ворс и дал волю хохоту. Минут пять, пока у меня не выветрились из оперативной памяти рожи Тимы с Органоном, я гыгыкал над ними обоими. Затем я припомнил тот самый анекдот и столько же времени ржал над ним. После утреннего стресса мне нужна была хорошая разрядка – и я ее получил сполна. На все сто. Не скажу о народе России в целом, но одному его представителю жить стало веселей уже сейчас. Пора испытать на себе и первую половину сочиненного мной слогана.

Я вернулся к столу. Сел в кресло. Опять открыл картонную коробку с синенькими буквами на крышке, бережно взял в руки конус «парацельса», втянул ноздрями сладкий запах, ощутил под пальцами ряд изюминок. Ну что, Иван Николаевич Щебнев, пришло время наконец снять пробу? Путь от человека к полубогу отныне пролегает через желудок. Я был заранее готов к необычным ощущениям и хотел зафиксировать каждое из них.

Итак, откуда его лучше есть: с верхушки конуса или с фундамента? Начать с низов и подняться вверх? Или двигаться сверху – до основанья, а затем?.. А имеет ли это принципиальное значение? А вдруг имеет? Вдруг последовательность тоже важна? У свифтовских лилипутов целая война разгорелась из споров, с какой стороны разбивать яйцо. Может, следует откусывать по очереди со всех сторон. Крысы, умные зверюги, именно так, кажется, и поступают. Брать пример с крыс? А почему бы и нет? Я примерился и…

Тр-р-р-р-р! Тр-р-р-р-р-р! Сине-зеленый телефонный аппарат с фальшивыми мраморными прожилками, стоящий на столе чуть дальше президентского, застал врасплох. Я сунул «парацельса» обратно в коробку и взял трубку. А что поделать? Надо. Сперва я чиновник, потом человек. Я не могу игнорировать звонок Главы Администрации президента – как бы мне ни хотелось послать его даже не на три, а на все тридцать три буквы русского алфавита.

– Слушаю. Щебнев, – сказал я в трубку.

– Зайдите ко мне, – донеслось в ответ.

Мои отношения с Главой кремлевской Администрации нельзя назвать теплыми. Согласно штатному расписанию, он мой непосредственный начальник. Он может отдать мне приказ, объявить выговор, строгий выговор и даже лишить премиальных. Фокус, однако, в том, что Ваня ГЦ. как советник президента контачит с первым лицом напрямую – и контачит, смею надеяться, неплохо. Без визы президента вытурить меня невозможно, а Павел Петрович визы не поставит: я в фаворе. Но, увы, не настолько, чтобы накрутить президента против шефа и выпихнуть его к такой-то матери. По сути у нас паритет, но по форме шеф главнее. Поэтому он мне периодически ставит подножки, а я кланяюсь и благодарю, благодарю и кланяюсь.

Я вышел из кабинета, спустился на два этажа, свернул налево, преодолел сорок метров паркетного пола и уперся в дверь – куда более навороченную, чем моя. Открывалась она внутрь. На тяжелую створку всегда приходилось давить локтем, плечом и коленом.

– Меня вызывали, – сообщил я секретарю шефа, двухметровому мордатому бугаю из бывших полковников ГРУ.

– Ждите, он пока занят, – нехотя процедил бугай. – Присядьте. Секретарскому отродью было на вид лет сорок пять – то есть

тринадцать лет разницы в его сторону. Для него я был поганым зеленым салагой, за непонятные заслуги произведенным в «деды». Бугай знал об отношении барина ко мне и общался со мной через губу. Он бы с удовольствием растер меня двумя пальцами в мелкую труху, но такой замечательной директивы все никак не поступало.