Страж южного рубежа - Александр Забусов

Десяток Олеся сноровисто увязывал на специально оставленных лошадей, найденное добро.

— Все, выводи лошадей. Живее! Жгите повозки, нам теперь конспирация побоку.

Внутрь каждой телеги, бойцы забрасывали горящие факелы, найденные в печенежском стане, рухлядь внутри быстро разгоралась и вскоре языки пламени подняли к небу столбы черного дыма и копоти. Сотник подметил, что на лицах его бойцов небыло злорадства при виде пожарища, в глазах не просматривалась алчность от взятой добычи. Но небыло и сострадания к проигравшим. Присутствовала радость первой в их жизни победы. Мальчишки. Он понял одно, отдай он сейчас приказ на уничтожение полона, они бы без вопросов порезали всех. Это война!

— Уходим!

Проходя мимо, окруженного полона, Сашка бросил охране:

— Снимаемся, уходим!

— А, с этими что делать? — задал вопрос Людогор, мотнув подбородком в сторону кочевников.

— Пусть остаются, не брать же их с собой.

Старый печенег, что-то гортанно на своем языке, выкрикнул в лицо проходящему сотнику, потом затараторил как пулемет, плеская со словами слюну, глядя только на него.

— Олег!

— Да, батька, — подбежал к Сашке отрок.

— Чего хочет этот клоун?

— Это ихний бахсы — шаман по нашему, проклятие тебе посылает, говорит, что их верховное божество — Тэнгри — и его жена — Умай, пустят по твоему следу злых духов и пока нога твоя топчет степь, они будут уничтожать твоих воинов, последним умрешь ты.

— Ха-ха-ха, — выслушав, рассмеялся Горбыль. — Скажи ему, что пока злые духи сподобятся нас уничтожить, мы, практически, стерли его род, а он пусть живет, продолжая видеть упадок кочевья. Да, скажи бабам, пусть не ждут из набега своих мужчин, они больше не придут никогда. Ха-ха-ха!

Не обращая больше внимание на кочевников, сотник ускорил шаг, догоняя ушедших.

К вечеру диверсанты добрались до опушки гостеприимной балки, к той самой, где устраивали дневку. Расседлав и укрыв лошадей, пустив их пастись, занялись скорбным делом. Под одним из дубов была отрыта яма. Из седельных сумок, подоставали чистую одежду, переодели погибших, уложив их в могилу. В ноги покойникам поставили изъятый у печенегов горшок, насыпав в него три горсти зерен ржи, в руки вложили сабли, на грудь каждому лег его самострел. Поверх, тела укрыли куском расшитого полотна, специально для этого взятого из хабара.

— Скажи, Олесь, пару слов для ребят, — Горбыль взглянул, на молча стоявшего вместе с остальными над открытой могилой десятника.

Смахнув с лица одиноко скатившуюся слезу, Олесь хрипло выдохнул:

— Прощайте, браты, вдали от родной земли хороним вас, и крадой для вас стала сырая могила. Но, все мы знаем, что Диды наши встретят вас, а прародитель Сварог не допустит другого. Придет когда-то и наше время и вам придется встречать нас и провожать к воротам Ирия.

— Аминь, — закончил за Олеся Сашка. — Такова судьба у диверсантов. Поверьте, не самая худшая судьба. Тот, кто с оружием в руках наносит урон захватчику на его же территории, достоин называться героем. Мы будем помнить вас ребята.

Он бросил горсть земли на покрывало.

— Засыпайте парней.

Вскоре под древним деревом, олицетворяющим мощь, силу и долголетие, появился небольшой холм. Пашка, слегка счистив кору на стволе, ножом вырезал имена погибших и год — шесть тысяч четыреста семьдесят второй от сотворения Мира, все-таки на дворе был десятый век, а не двадцать первый.

Вчерашний штурм можно было считать полностью провалившимся, а бой проигранным. Половина приведенной к крепости орды, лежала под ее стенами. Речь уже не шла о грабеже, необходимо сжечь, стереть с лица земли укрепленное городище. Распылить войско по периметру стен, как это было вчера, сейчас было бы ошибкой. Нужен мощный удар кулака в одно место. Свою ставку князь Кулпей перенес в сторону северных ворот, расположив ее на покатом пригорке. Предрассветные, серые сумерки пока позволяли увидеть лишь очертания стен и крепостных валов. Сидевшие в седлах сотники, тревожно ждали распоряжений господина. Скоро рассветет.

— Тарсам, Чулпей, Хадати, начинайте!

Тронув поводья, люди начальствующие растворились в восточном направлении, вскоре с той стороны послышался топот копыт сотен лошадей, гиканье, свист, выкрики. Кочевые сотни шли на рысях вдоль кромки защитного вала, на ходу пуская зажигательные стрелы внутрь крепостного сооружения, в его стены и крышу над галереями. Защитники крепости отвечали им тем же, но ответных стрел было гораздо меньше. Стали слышны стоны и ругань, падение людей и лошадей. За стенами начинались пожары, горели крыши домов примыкавших внутри укрепления к самой стене. Ярко полыхавшая крыша галереи высветлила метавшиеся по открытым корридорам тени.

— Азам, твоя очередь, — не отрывая взгляда от зарева за стенами, через плечо бросил князь.

И, уже горящие стрелы сыпались на западную стену. Ранний рассвет убрал серость ночи.

— Солон! Возьми эту крепость, — прорычал Кулпей, наблюдая гибель своих воинов от действий вражеских лучников.

Выехав на коне вперед к готовым к штурму рядам бойцов, Солон издал боевой клич. Тысячи глоток ревом ответили ему. Людской поток, набрав скорость, помчался к защитному рву, закрываясь щитами от шелестящих вестниц смерти, которые собирали богатую жатву под высокими стенами укреплений.

— Харра! — клич перекрывал стоны раненых и затоптанных. Орда рвалась к воротам, к стенам. Ров был преодолен и со стуком в стену северных ворот уперлись штурмовые лестницы, отряды малых князей пошли на приступ. В гуще нападающих не покидая седла, на лошади от отряда к отряду штурмующих стены метался Солон, прикрываемый щитами своих ближников, он руководил боем. В пылу схватки князь не обращал внимания на пролетающие поблизости от него стрелы, на то, что уже давно попал в поле зрения вражеских лучников ведущих охоту за печенежскими вождями. Количество его телохранителей таяло на глазах, а он как заговоренный, горящей свечой крутился на самом виду, подгоняя отставших от общего рывка старших команд.

— Усилить натиск справа от ворот. Отстаете! Сонные дети сусликов! Тэнгри смотрит на вас с небес.

Напор усилился, несмотря на то, что при штурме рва стрелы посекли немало отважных воинов, зато задним рядам уже было легче преодолевать его, шагая по трупам своих соплеменников, снова усеявших сверху новым слоем потери вчерашнего штурма. Соплеменники рвались к стенам. Будто гроздья ягод на виноградной ветке, степняки телами облепили штурмовые лестницы. Нешуточный бой завязался уже на самих галереях стены, нападавшие пытались протиснуться вниз, туда, за стену к лебедкам и валам механизма опускания моста.

С возвышенности Кулпею хорошо были видны пожары в самом городище, горели крыши домов в центре поселения. Он отчетливо наблюдал картину рукопашной схватки на самих стенах, дым и языки пламени на козырьках крыш галерей. Блаженная улыбка поползла по его морщинистому лицу. Вот этого он и хотел, уничтожить всех, сжечь, чтоб и памяти не осталось об этой злой крепости.