Правила одиночества - Самид Агаев

Некоторое время он еще обозревал роскошное звездное небо, выискивая спутники и метеориты, примериваясь к Большой Медведице, прикидывая, можно ли ею вычерпать Каспийское море. В половине одиннадцатого Ислам вошел в городок. Он помнил, как девушка, уходя от него, свернула в переулок между двумя финскими домами. Переулок заканчивался высоким, сложенным из булыжников забором, за которым, насколько он мог сориентироваться, находилась пожарная часть, то есть это был тупик, и в этом тупике находилось четыре дома. Два из них Ислам сразу вычеркнул из списка; на крыльце одного дома пожилая пара пила чай за столом, под лампой, в свете которой вился рой мошкары; во дворе другого компания из нескольких человек играла в лото. К счастью для Дон Жуана, ни один фонарь на улице не горел, и он, находясь в темноте, мог спокойно разглядеть игроков — Ланы среди них не было.

Ислам двинулся дальше под реплики игроков: «барабанные палочки, Семен Семеныч, восемь — доктора просим». Оставались два крайних к забору дома, оба хранили молчание и были лишены света. Ислам стоял между ними, как былинный герой на распутье, пока не заметил, что окна одного из них излучают неровный голубоватый свет. Он перелез через забор и подобрался вплотную, нашел щель между шторами и разглядел работающий телевизор и мужчину перед ним. Транслировали футбольный матч. Ислам выбрался на улицу, сегодня весь день только и разговоров было об этом матче, играли «Нефтчи» (Баку) и «Динамо» (Тбилиси). Поскольку отец Ланы уже уехал, это был не ее дом. Ислам подошел к калитке последнего оставшегося дома, просунув руку, повернул щеколду и, сделав несколько шагов, поднялся на крыльцо. Если Шерлок Холмс не заливал про метод дедукции, значит, это был ее дом. Учащенное сердцебиение. А вдруг это не ее дом, глубокий вдох, выдох, вдох, выдох…

Виталик, этот ловелас, рассказывал, как на зимних каникулах он перепутал дом Марины, солдатки, которая, видимо под влиянием материнского инстинкта, согласилась пустить его ночью к себе. На его робкий стук в окно отдернулись занавески, и какая-то дебелая баба в ночной рубашке, вывалив пудовые груди на подоконник, до смерти напугав Виталика, злобно рявкнула: «Я те, козел, щас покажу Марину!» Видимо, женщину звали иначе, и это больше всего оскорбило ее. Волнение, переполнявшее Ислама, исчезло, он впал в другую крайность, стал давиться смехом, стоя в темноте на чужом крыльце. «Ладно, была не была», — сказал он себе и постучал… Нет, позвонил, нажал кнопку звонка, выдав шальную трель испуганного соловья, и затаился, через минуту повторил и услышал слабый девичий голос за дверью:

— Кто там?

— Это я, Ислам, открой, пожалуйста. Долгая пауза, и наконец:

— Что случилось? — голос был растерянный.

— Ты не пришла, я стал беспокоиться.

— А сколько времени?

— Девять часов, — соврал Ислам, — еще не поздно. Дверь приоткрылась и показалось заспанное лицо Ланы, она откинула с лица прядь спутанных волос.

— Мы договорились встретиться, — напомнил Ислам.

— Извини, — сказала девушка, — я так устала что-то сегодня, прилегла и заснула.

— Вот тебе раз, — сказал Ислам, — это обидно, а как же радость первого свидания, неужели вправду не волнует кровь?

— У нас уже было сегодня свидание, — резонно ответила Лана, — это второе.

— Ты выйдешь? — спросил Ислам.

Девушка прислонилась к дверному косяку и жалобно сказала:

— Мне так хочется спать, мне не хочется выходить из дома. Может, завтра вечером?

— Я завтра вечером буду занят, — угрюмо сказал Ислам.

Наступило молчание. Лана вздохнула и закрыла глаза.

На миг Исламу все это показалось нереальным, перед ним стояла спящая девушка, и сам он, казалось, находился в чьем-то сне, где в ночной воздух ввинчивались рулады сверчков, доносились реплики игроков в лото, вмещалось звездное небо, не дававшее покоя Канту. Кажется, самое время — помедлив, он произнес: «Ты не пугайся: остров полон звуков — /И шелеста, и шепота, и пенья; / Они приятны, нет от них вреда. / Бывает, словно сотни инструментов / Звенят в моих ушах; а то бывает, / Что голоса я слышу, пробуждаясь, / И засыпаю вновь под это пенье. / И золотые облака мне снятся, / И льется дождь сокровищ на меня… / И плачу я о том, что я проснулся». Лана, продолжая спать, спросила:

— Шекспир?

— Можно я войду? — вместо ответа спросил Ислам.

— Нет, — быстро ответила девушка и открыла глаза, — как ты нашел мой дом?

— Вычислил.

— Тоже мне Лобачевский. Тебя кто-нибудь видел?

— Нет, я был осторожен.

— Очень хорошо, а теперь так же осторожно уходи.

— Ты же одна.

— И что с того?

— Почему ты не хочешь впустить?

— Потому что я девочка, а ты мальчик, большой мальчик.

— Я ничего тебе не сделаю, я за себя ручаюсь, — клятвенно заверил Ислам.

— А вот я за себя поручиться не могу, — призналась девушка, — поэтому будет лучше, если ты уйдешь.

— Ты надолго уезжаешь?

— На все лето.

— Какой ужас, почти три месяца, я умру от тоски.

— Ты такой странный — сказала Лана, — все время какими-то намеками говоришь, с какой стати ты должен умирать от тоски? Я до сих пор не знаю, как ты ко мне относишься.

— Ну… Я… — Ислам замялся.

— Ну, ну, что я?

В этот момент с улицы донеслись голоса идущих людей. Это были двое подвыпивших военных. Когда они поравнялись с домом, Лана, схватив юношу за руку, втащила его в сени и закрыла дверь.

— Тихо, — еле слышно произнесла девушка, — один из них наш сосед, сейчас они пройдут, и ты уйдешь.

Ислам оказался совсем рядом с девушкой, ощутил ее дыхание. Не смея пошевелиться, он стоял, вдыхая ее запах и пьянея от него, затем коснулся губами ее щеки и прошептал: «Я люблю тебя». Девушка повернула голову и заглянула ему в глаза, насколько это было возможно в темноте. «Это правда? — так же шепотом спросила она». «Да», — сказал Ислам, и привлек ее к себе. Лана отвернулась, но он нашел ее губы, и девушка неожиданно страстно ответила на поцелуй. Стояли и долго, неумело целовались в сенях. Громкий голос, донесшийся извне, вернул девушку к действительности, и она высвободилась из объятий.

— Пожалуйста, уходи, — взмолилась она.

— Хорошо, хорошо, — успокоил ее Ислам, — я уйду, но там же стоят.

Лана попробовала приоткрыть дверь, чтобы взглянуть на улицу, но та заскрипела, и девушка в испуге оставила эту попытку.

— Пойду из комнаты посмотрю, а ты стой здесь.

Она прошла в спальню, выглянула на улицу, отодвинув портьеру. Офицеры стояли прямо напротив калитки и вели бесконечный пьяный разговор. «Черт, черт, черт», — произнесла девушка, подошла к родительской двуспальной кровати и, раскинув руки, упала на постель. Выждав для приличия десять минут по своим фосфоресцирующим часам, Ислам двинулся на ее поиски. Ориентировался он легко, дом этот был типовым, ему приходилось бывать в подобных, в частности у одноклассника, в этом же городке.