Правила одиночества - Самид Агаев

В привокзальном парке одиноко прогуливался Виталик. Он встретил их вопросом:

— Который час?

— Ровно восемь, — ответил Ислам и поинтересовался: — Ты куда-то торопишься?

— Да че-то никого нету, столько ребят должны были прийти, — оправдываясь, заговорил Виталик.

— Старик, брось, — успокоил его Ислам, — не расстраивайся, для Ленкорани это в порядке вещей, они подтянутся, когда уже все закончится.

Но на этот раз Ислам ошибся: по двое, по трое в парк стали стягиваться молодые люди. Некоторые подходили, здоровались, а некоторые салютовали издалека и усаживались на скамейки. Виталик называл их имена, иногда озабоченно говорил: «Это не наши».

— Старик, я смотрю, ты поработал на совесть, — заметил Ислам.

— А ты как думал, — довольно сказал Виталик.

Гара хранил угрюмое молчание.

Таир-тюремщик оказался крупного, несколько рыхлого телосложения, он был на голову выше Ислама и раза в два шире, просто удивительно, как он сумел так раздобреть на казенных харчах. Эта разборка, видимо, обещала стать звездным часом Корнева, ему с трудом удавалось сохранить грозное выражение лица, глаза его лучились счастьем, и, чтобы скрыть это, ему приходилось их суживать, от чего он вдруг становился похож то ли на конопатого чукчу, то ли узбека. Подошли, поздоровались, и началась собственно разборка.

— Вот этот, — сказал Корнев, указывая на Ислама.

— Ты говоришь по-азербайджански? — спросил Таир.

— Конечно, — удивился Ислам.

— Ну, мы тебя слушаем, — снисходительно сказал Таир.

— А мне вам нечего сказать, — ответил Ислам.

— А зачем же ты нас сюда позвал? — удивился Таир.

— Давайте уточним — я вас не звал сюда, — сказал Ислам — напротив, меня сюда позвал вот этот человек. Я пришел, пусть он скажет, что он имеет ко мне.

Возразить Таиру было нечего, и он отступил. В этот момент он был похож на большого пса, который ворча пятится от вожделенной кости. Первый раунд (словесный) оказался за Исламом, и это было хорошим знаком. В старые добрые времена никто не спешил бить друг друга по лицу, дипломатия перед боем считалась хорошим тоном.

Все взоры обратились к Корневу, и он, оказавшись в центре внимания, несколько растерялся, так как не был готов к роли центральной фигуры, ему даже показалось, что единомышленники как-то отступили от него. Корнев сморгнул и посмотрел на Таира; тот, начиная раздражаться, буркнул:

— Говори, да, говори, что хочешь сказать.

Но даже получив напутствие, Корнев не мог уже выйти из своей второстепенной роли и начать самостоятельную игру. Наконец он выдавил из себя:

— Че ты ходишь блатуешь?

— Можно поконкретней, — попросил Ислам, — а то у нас в Ленкорани каждый второй ходит блатует, это особенность ленкоранцев.

Эта историческая справка вызвала одобрительные улыбки у всех без исключения. Ислам мог засчитать себе еще одно очко.

— Ну, ребят задирал, когда они в теннис играли.

— Твои ребята, русские, — подчеркнул Ислам, — назвали моего друга, азербайджанца, черножопым. Вот этого, — он указал на Гара. — И мы за это им ничего не сделали.

В толпе, собравшейся вокруг, послышались возмущенные реплики.

— А ты сам-то кто? — спросил кто-то из окружения Таира. — Не русский разве?

— Я азербайджанец.

Ислам заметил, как удивленно переглянулись люди Таира, и у самого Таира на лице отразилось недоумение.

— А ты вызываешь меня сюда, — продолжал Ислам, — и говоришь, что я блатую.

— Как это вы им ничего не сделали?.. — заторопился Корнев. — Вы их избили, потом ты моему другу чуть спину не сломал…

— Слушай, ты людям сказки не рассказывай, — оборвал его Ислам, — они напали на меня (это было в другой день), их семь человек, а я один. Случайно вот он появился, — Ислам положил руку на плечо Гара, — и мы отбились.

Корнев покраснел, сознавая, что все его обвинения выглядят нелепо. Он кожей чувствовал недовольство Таира и его друзей. В этот миг спасительная мысль пришла ему в голову… Как он мог забыть об этом!

— Вы мне сигарету в лоб потушили, — сказал он.

В толпе послышались смешки. Таир недовольно посмотрел на весельчаков.

— Это был не я, — сказал Ислам, — это был Абдул, его здесь нет, и я за него не отвечаю.

— Как это ты за него не отвечаешь, — не выдержав, вмешался Таир, — это твой человек, он был с тобой, если его здесь нет, это твои проблемы.

— Это не мой человек, — настаивал Ислам, — он оказался с нами случайно, но я спорить не буду. Если вы на принцип идете, я готов за него ответить. Давай Корнев, один на один.

Ислам замолчал. Наступила долгая тишина, которую нарушал только вечерний гомон птиц. Опустились сумерки, однако в парке было темнее обычного — из-за того, что пышная крона тополей уже не пропускала сюда закатные лучи солнца. Когда молчать стало совсем неприлично, Корнев заявил, обращаясь почему-то к Таиру:

— Я не буду с ним драться.

— Почему? — разозлился Таир. Трусость подопечного вывела его из себя — по комплекции бойцы были примерно одинаковыми, может, Корнев даже поплотней. Вся эта затея грозила перерасти в фарс.

— Он самбо знает, — нехотя пояснил Корнев.

Кто-то издевательски засмеялся в задних рядах.

— Я полагаю, проблема решена? — спросил Ислам, обращаясь к команде противника.

Таир потеснил Корнева и вышел на передний план.

— Мой отец, — сказал он, — и его отец были вот так вот, — он соединил два указательных пальца и потер их, — друзья, поэтому я могу за него ответить. Давай один на один, посмотрим, какой ты самбист.

Конечно, что и говорить, против Таира-тюремщика шансов у Ислама было маловато. Однако деваться было некуда, он еще попытался прибегнуть к софистике.

— Но ты же не он, много можно привести людей, которые за него смогут ответить, самбистов, штангистов, боксеров. Я тоже могу кого-нибудь привести и сказать: «Я не хочу с Таиром драться, пусть Некто за меня ответит». Мужество не в этом состоит, а в том, что каждый должен ответить за себя, если он мужчина. Но Таир не унимался.

— Ты хорошо говоришь, — ответил он, — умно говоришь. Из тебя хороший адвокат получится, уж поверь моему опыту. Только давай не будем умничать, а вот такую простую ситуацию представим: я — это он. Будешь ты со мной драться один на один? Да или нет?

К этому времени все находящиеся в парке люди окружили их плотным кольцом. И их взоры обратились к Исламу. Чувствуя холодок в груди, он произнес:

— Да.

Гара придвинулся к Таиру и заложил за спину руки.

Они встали в круг.