Адонай и Альтея - Екатерина Витальевна Белецкая

увидеть детство, которого у вас никогда не было, — кивок в сторону Пятого и Лина, — вы двое — играете в агентуру и в геройство, в которое когда-то не доиграли, мы — видим в себе те качества, которые в обычной жизни проявить почти невозможно, обе девушки — отыскали в себе уголки одиночества, в котором им почему-то захотелось побывать… — Фэб опустил голову. — Я говорил с Ильёй и Дославом. Они ходят в город — лечить. Да, да, они лечат юнитов, причем весьма успешно — потому что, находясь здесь, они лишились нормальной работы, ради которой, кстати, они и вписались в эту экспедицию. И так далее. А ещё у меня есть ощущение, что это нечто… оно чему-то учится у нас. У всех нас. Если я не прав, попробуйте опровергнуть. Сможете?

— Но какое отношение это всё может иметь к предполагаемому рестарту? — спросил Ит. — Это же каша. Ахинея. По крайней мере, это так в данный момент выглядит. Или стремится выглядеть таковым, — добавил он. — Непонятно, с какой целью.

— Ит. Во время реакции, как ты помнишь, погибал Контроль и сгорали миры — вот в такой же каше и ахинее, потому что по сей день не очень понятно, что же именно в те моменты происходило, — горько вздохнул Фэб. — Ты же сам знаешь. Сколько лет мы в этом работали. И… я бы не хотел, чтобы подобное повторилось. Боюсь, что эта самая каша и ахинея на самом деле является жестко структурированной системой. Которую мы просто не понимаем. Но понимает — он. Именно из-за этого нам придется остаться на Альтее, и пройти этот путь. До конца.

Глава 17. Мост

Отправить Берту, Эри, Шилда и четверых помощников из команды Берты на «Приму» отсыпаться и приходить в себя оказалось отличным решением. Вернулись они через сутки, в прекрасном настроении, отдохнувшие, и с законченным расчетом нового прыжка, который успели сделать в рекордно короткий срок — четыре часа вместо суток. Повеселевший Шилд начал играть со всеми подряд — в последнее время он вообще не играл, ходил тенью за Эри, и даже не мяукал — а Берта в первую очередь пошла просить прощения у Пятого, но уже не так, как это было во время последнего вынужденного разговора, а по-настоящему. Они ушли куда-то на верхний уровень, и вернулись через два часа, в добром расположении духа, и с заговорщицкими улыбками.

— Они чего-то задумали, — заметил Кир, увидев эти улыбки. — Бертик, колись, давай. Что у вас на уме?

— У нас на уме совместный поход в Город, — ответила та. — Ты не против?

— Эээ… ты предлагаешь каким именно составом идти? — не понял Кир.

— Мы двое, они двое, ты, и Саб, — твердо сказала Берта. — Сегодня.

— А что Фэб и рыжий с Итом про это скажут? — нахмурился Кир.

— Ничего. Постоят на отслеживании. Понимаешь, Пятый с Лином понадобятся нам для анализа того, что лежит в моей комнате, вы двое будете работать охраной, а мы… — Берта запнулась. — Мы с Эри попробуем перейти мост. Ну да, тот, маленький.

— Перед которым тебя переехал трамвай, — напомнил Кир.

— Он самый, — кивнула Берта. — Надеюсь, в этот раз обойдемся без трамвая.

— Ну-ну, — Кир покачал головой. — Я смотрю, ты прямо вся… такая…

— Какая? — прищурилась Берта.

— Боевая, — уточнил Кир.

— Это ты еще Эри не видел. Она, кажется, там вообще всё разнести готова, — Берта усмехнулась. — Судя по всему, господину Торку удалось всерьез нас разозлить.

* * *

Уровень входа выбрали все-таки не пятый, а шестой — Берта справедливо рассудила, что на пятом уровне они могут вообще ничего не увидеть. Входили снова по очереди — сперва мужчины и гермо, и лишь потом женщины. Шилда снова было решено не брать, и кот, кажется, обиделся — из зала он так и не ушел, забрался повыше, и улёгся на верхнюю часть окна, приглядываясь и прислушиваясь к тому, что сейчас происходило в зале.

— Бертик, я тебя очень прошу, без фанатизма, — говорил Ит. — Плохо, что мы не идём. Этот мост…

— Я знаю, — отвечала Берта. — Всё я про этот мост знаю. Ит, родной, мужики идут, они с оружием. Если что, будет, кому защитить. Не переживай.

— Не могу я не переживать, — возражал Ит. — Будьте осторожны.

— Будем, — Берта щелкнула его по носу. — И если ты думаешь, что я не переживаю, когда вы идете в Замок или в Лес…

— Знаю, — Ит улыбнулся. — Переживаешь, и ещё как. Слушай, одна просьба будет. За этими малохольными нашими понаблюдай, а? Они порой выдают более чем интересные реакции, как ты догадываешься, в общем, проследи, хорошо? Понимаешь, они часто сами не отдают себе отчета в том, что делают или чувствуют, но…

— Да никакие они не малохольные, — отмахнулась Берта. — Посмотрю, договорились. Пятый мне, кстати, объяснил, почему промолчал — оказывается, он думал, что нож может быть, в том числе, чьей-то злой шуткой или подставой, что он сам по себе опасен. Поэтому и боялся, когда понял, что к чему, рассказал. В общем, всё мы проговорили, и хорошо. Главное, больше такого не повторится.

— Вот и славно, — кивнул Ит. — Всё, иди. Фэб зовет.

* * *

Когда вышли из-под арки, обнаружили, что дождь в этот раз практически полностью прекратился, а юнитов на улице стало в разы больше. Даже нет, не в разы. Раз в десять больше, точно. Берта с удивлением озиралась: она привыкла к тому, что в этой части локации практически безлюдно, но сейчас — ни о каком безлюдье не было и речи. По улицам, подсвеченным ярким светом фонарей, шли люди, которые, ко всему прочему, еще и вели себя довольно странно. И выглядели тоже странно.

…Женщина, перепуганная, озирающаяся, толкающая перед собой детскую коляску, в которой что-то металлически бряцает.

…Еще одна женщина, тоже испуганная, с кульком тряпья в руках и рюкзаком за спиной.

…Мужчина, который упорно волочет за собой по асфальту детские санки, заваленные скарбом, который кое-как к этим санкам привязан; скарб звенит и гремит, а полозья отвратительно скрежещут по мокрому после дождя асфальту.

…Семейство, состоящее из дородной бабы и не менее дородного мужика, которые в четыре руки катят по улице металлическую бочку, и в бочке этой тоже слышен явственно железный лязг, словно она набита чем-то вроде обрывков цепей.

…Две тощие грязные девчонки, толкающие перед собой коляски, на этот раз игрушечные, заваленные чёрти чем, но тоже позвякивающие и погромыхивающие.

…Мужчина, пожилой, в засаленной, дурно пахнущей куртке и заскорузлых брюках, волочащий за собой огромный, исполинских размеров