Венец Безбрачия, или А можно всех посмотреть? - Кристина Юраш

– Пустите! – взмолился питон Вася, пытаясь нашарить ближайшую родственницу.

– Сиди! Тут твоя судьба решается! – отрезала Анаконда Горынышна и грозно щелкнула хвостом, как кнутом.– Тут тебе такую невесту подсунули! Просто ужас! Мало того, что хвоста нет, лентяйка, вид у нее нездоровый!

– Нездоровое здесь только чье-то любопытство, – ядовито ответила я, претендуя на очковую кобру, потому что не в меру любопытные потенциальные родственники уже обшарили всю мою кухню! Ага, срок годности на мне уже истекает, лежу я себе на полке старой колбасой с налетом горького опыта, об которую ломают зубы.

– Ничего, перевоспитаем! – дала мне шанс Медуза Горновна, видимо, вспоминая мой щедрый подарок.

– Я хочу … – начал питончик Вася, но на него тут же зашипели. У четырех нянек дите слепое! И скоро сделает лужу.

– Чем болела в детстве? – спросила голосом прокурора Анаконда Горынышна. – Полностью все, чем болела. Учти, мы хотим здоровое потомство.

В этот момент меня осенила мысль, что если я прикинусь самым больным в мире человеком, они дружной уползут обратно, забрав с собой своего единственного мужика в семье.

– Ой, – всхлипнула я, вспоминая вполне обычное детство. – Страшно говорить. Была ветрянка, корь, краснуха, чесотка, экзема, мокнущая и обычная, ангины постоянные, грипп сезонный, свинка, синдромы всякие… Как говорила моя мама – век живи, век лечись.

Я даже почесалась, для убедительности, разразившись натужным кашлем.

– Так что здоровьем я слаба, – вздохнула я, снова кашляя. – Мне не журавль в небе, и даже не синица в руках, а утка под кроватью и голуби на памятник светят.

– Это – не страшно. Нам это не передается. Вот, например, ползунок постоянно в детстве болел. То чешуя отваливалась, мы травами мазали, то в глаза капали. Помню, как купаем мы его, а у него на паховой пластине чешуя отваливается…

– Ну мам, не надо! – возмутился жених, пока я гипотетически пыталась выяснить что такое паховая пластина. Мне уже однажды рассказывали семейную историю болезни, пока мы сидели за столом с потенциальным ухажером. Цвет какашек, температура, все простуды, странные сыпи – через сорок минут я знала о возможном кандидате больше, чем его лечащий врач. Половина диагнозов была несовместима с жизнью, другая половина с супружеским долгом. Так вежливо мне еще никогда не намекали, что я слегка не подхожу.

– Помнишь, как мы его в травах вымачивали? – стали вздыхать тетки, переглядываясь. – А как хвост посерел? Почти весь облез. Снова травами мазали… А как линял в первый раз? Шкурка слезает, а он рыдает! Ему лет триста было…

Я посмотрела на питончика так, словно он уже – не жилец.

– Сковыривали коросту, дули на хвост… – продолжали тетки, пока я прикидывала, что кушать уже не хочу. Совсем не хочу… – И кончик выпаривали… Пока вся чешуя не слезла… Жиром мазали, компрессы на паховую пластину… Да…

Теперь я понимаю, что значит выражение «трудное детство». И как же ты выжил, бедняга с такой заботой?

– А помните, – оживилась Анаконда Горынышна. – Как у него болямба вскочила? Гнойная? Как мы ее давили всей семьей…

Избавьте меня от подробностей!!! Оставьте их для районного терапевта! Триллер «В семье потомственных целителей родился ребенок» продолжался битый час. Под конец мне захотелось обзавестись респиратором, костюмом химзащиты, святой водой и хлоркой! Со характерным «швырк-швырк» любитель играть в больничку почесал руку, вызывая у меня желание отрезать ее и сдать на экспертизу.

– Он у нас – очень нежный, – умилительно заметила Медуза Горгоновна, поглаживая по голове питончика, который уже сползал с бабушкой на «бизнес встречу». – Поэтому нам нужна девушка, которая все время будет следить за ним.

Ага, одну минуту. Бегу за подзорной трубой! Настраиваю систему слежки. Первый-первый! Я – второй! Ты поел? А в туалет сходить не забыл?

– Мне скучно, – надул губы единственный мужик, играя хвостом. – Мама, так я женюсь или нет?

– Тише! – прошипели на него телокормители и телохранители. – Сиди и молчи. Тебя это вообще не касается! Нельзя доверить ребенка этой! Чует сердце! Ему уже отдохнуть пора после еды! Ползи спать! А мы тут с твоей невестой поговорим!

Что-то это прозвучало как-то угрожающе. Будущий Уж пополз в комнату, а на меня посмотрели так, как наверняка смотрели злые сестры на бедную Золушку.

– Не внушаешь ты доверия, – процедила Анаконда Горынышна, всей змеиной тушей плюхаясь на стул. – Ой, не внушаешь… Мы решили, что такое счастье, как наш дорогой ползуночек, тебе не светит! Мы поищем кого-нибудь другого!

Трудно делать трагическое лицо, когда тебя распирает от радости. Скатертью дорожка из битого стекла! Я уже заготовила прощальную речь, как вдруг послышался голос.

– А я не спал. Я все слышал. Она мне нравится. Я хочу на ней женится! – на мои плечи леглируки, заставив меня съежится. Еще бы, когда переписывали его детскую карточку, врачи с грустью смотрели на все тома «Войны и Мир». А летописцу выдали посмертную премию. – Мне кажется, что я в нее влюбился!

В этот момент на меня посмотрели такими взглядами, что инквизиция скромно отошла в сторонку. На меня загремели сразу все хвосты, а я поняла, что детский сад с погремушками закончился. Начинается суровая школа жизни.

– Ну хорошо, сыночек, – процедила ревнивая мать, глядя на меня змеиными глазами, мол, ничего-ничего, сейчас-сейчас. – Если ты решил, то посмотрим… Мы так рады, что она тебе понравилась…

Тетки улыбнулись зубастыми улыбками, переглянулись и зашипели. Анаконда Горынышна смерила меня очень многообещающим взглядом.

Я только протянула руку, чтобы налить чай, как Гюрза Горгоновна попыталась выхватить у меня чайник.

– Мы с тобой почти родственники, – елейно прошипела она, вырывая у меня чайник. – Дай-ка я себе водички плесну из кувшинчика… Ой, какой у тебя горшочек славный! Ой! Какая я неаккуратная! Разбился такой красивый горшочек! Ай-я-яй! Но ты не расстраивайся, милая… Новый купишь…

Я смотрела на разбитую кружку и на чайник, который сумела отбить у этой гадюки… Раздался еще один «дзень», и на пол полетела тарелка.

– Ой! Как же так! Я случайно хвостиком задела, – состроила самое грустное выражение лица Гадюка Горгоновна, пока я смотрела на осколки суповой тарелки.

Змейка бежала, хвостиком махнула…

– Вы что творите! – возмутилась я, прищурившись и понимая, что это было объявление войны!

И тут из комнаты выползла Медуза Горгоновна в моем платье.

– А это что за новости!!! – заорала я, пытаясь собрать с пола осколки моей посуды.

– Как тебе не стыдно… Твоя будущая мама захотела померять платье… Просто померять, а ты тут раскричалась, словно она его себе заберет! – расстроенно прошипела Медуза Горгоновна, поправляя рукава. – Какое славненькое, мне так идет… Да, сестрички?