Александр Михайлович. Несостоявшийся император - Александр Широкорад

Дабы получить из этих судов полезные боевые единицы, полагал бы необходимым:

1. Снять минное вооружение, то есть аппараты для мин Уайтхеда и все к ним принадлежности, и особенно громоздкую железную дорогу для подачи этих мин.

2. Снять кормовые мостики, так как носовых для управления вполне достаточно.

3. Понизить румпель и жилое помещение и через это дать место в более пониженном положении для приспособлений постановки мин заграждения. Благодаря этой мере приспособления будут постоянные, и оно будет способствовать понижению центра тяжести этих судов.

4. Заменить 75-мм орудия как нецелесообразные для борьбы против миноносцев орудиями в 120 мм».

Руководство Морведа не пожелало снимать с эсминцев торпедные аппараты, зато все бесполезные «пукалки» в 1910 г. были сняты, а взамен установлены по две 102/60-мм пушки. Позже на некоторых эсминцах установили ещё по одной такой же пушке.

В годы Первой мировой войны эсминцы-«добровольцы» ни разу не использовали свои торпедные аппараты, а применялись в качестве минзагов и канонерских лодок. В 1919 г. четыре «добровольца» были отправлены через систему каналов на Волгу и Каспий, где они использовались в качестве канонерских лодок. Причём три из них вывели из боевого состава флота лишь в 1949 г.

Осенью 1905 г. эсминцы стали на зимовку, а великий князь выехал с семьёй в Крым, в Ай-Тодор.

Сразу после прибытия великокняжеской четы в своё имение из Севастополя была прислана рота солдат для охраны Ай-Тодора. Крым был охвачен революционным брожением. Почта, телефон и телеграф бастовали. В своих мемуарах Александр Михайлович не зря подчёркивает этот факт: «Мы ходили с кислыми лицами, дети были подавлены. Телефонное сообщение с Севастополем было прервано забастовкой. То же самое происходило с почтой. Отрезанный от всего мира, я проводил вечера, сидя на скамейке около Ай-Тодорского маяка и мучительно ища выхода из создавшегося положения.

Чем больше я думал, тем более мне становилось ясным, что выбор лежал между удовлетворением всех требований революционеров или же объявлением им беспощадной войны. Первое решение привело бы Россию неизбежно к социалистической республике, так как не было ещё примеров в истории, чтобы революции останавливались на полдороге. Второе — возвратило бы престиж власти. Но во всяком случае положение прояснилось бы. Если Ники собирался сделаться полковником Романовым, то путь к этому был чрезвычайно прост. Но если он хотел выполнить присягу и остаться монархом, он не должен был отступать ни на шаг перед болтунами революции. Таким образом, было два исхода: или белый флаг капитуляции, или же победный взлёт императорского штандарта. Как самодержец всероссийский, Николай II не мог допустить никакой иной эмблемы на верхушке шпиля Царскосельского дворца.

Полторы тысячи миль отделяли Петербург от Ай-Тодора. Ещё большее расстояние отделяло моё мировоззрение от колеблющейся натуры императора Николая II. 17 октября 1905 года после бесконечного совещания, в котором приняли участие Витте, великий князь Николай Николаевич и министр двора Фредерикс, государь подписал Манифест, весь построенный на фразах, имевших двойной смысл. Николай II отказался удовлетворить силы революции — крестьян и рабочих, но перестал быть самодержцем, который поклялся в своё время в Успенском соборе свято соблюдать права и обычаи предков. Интеллигенция получила наконец долгожданный парламент, а русский царь стал пародией на английского короля — и это в стране, бывшей под татарским игом в год приятия Великой хартии вольностей. Сын императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических убийц и тайных агентов департамента полиции.

Это был конец! Конец династии, конец империи! Прыжок через пропасть, сделанный тогда, освободил бы нас от агонии последующих двенадцати лет!

Как только телеграфное сообщение с Петербургом восстановилось, я немедленно телеграфировал Ники, прося об отставке от должности начальника Главного управления портов и торгового мореплавания. Я не хотел иметь ничего общего с правительством, идущим на трусливые компромиссы, и менее всего с группой бюрократов, во главе которой встал Витте, назначенный российским премьер-министром».

Увы, великий князь в очередной раз лукавит. Ну, не было телефонной связи с Севастополем? Так туда из Ай-Тодора два-три часа пути верхом или в коляске. Можно было самому съездить или казачка послать, и то и на ближайшем рынке все новости узнать. Всё дело в том, что в октябре-ноябре 1905 г. в Севастополе происходило восстание матросов, апофеозом которого стал расстрел 15 ноября береговой артиллерией и броненосцами восставшего крейсера «Очаков». А тут контр-адмирал, несколько лет прослуживший на Черноморском флоте, сидит в своём имении в 30 км от Севастополя и попивает с женой чай с малиновым вареньем. Нетитулованный адмирал за такое поведение гарантированно вылетел бы из флота, без права ношения мундира.

Что касается Главного управления портов и торгового мореплавания, то, как уже говорилось, оно было расформировано в два отдела — портов и мореплавания. Оба отдела вошли в состав министерства торговли и промышленности. Понятно, что там «свадебный генерал» был совсем не нужен.

Как видим, Александр Михайлович представляет себя крайним реакционером в 1905 г. Но тогда возникает резонный вопрос: а зачем уезжать из Петербурга в добровольную ссылку в Ай-Тодор? Попросту умный Сандро решил отсидеться где-нибудь на краю империи и посмотреть, что же будет. Правда, Крым осенью 1905 г. был не самым тихим уголком. Но, с другой стороны, где было лучше? Финляндия была готова восстать, во Владивостоке восстание, в Новороссийске провозглашена местная республика.

Весь же процитированный пассаж из мемуаров, это «ля-ля» для иностранной публики, мало знакомой с ситуацией в России. Сгоряча наш герой ляпнул про британскую Великую хартию вольностей, принятую в 1215 г., когда на Руси и в Европе о татарах никто слыхом не слыхивал. А где больше было демократии в тот год — на Руси или в Англии — можно и поспорить. В Новгороде, Пскове, Полоцке и даже в Киеве продолжало существовать народное вече, повсеместно было право отъезда бояр от князя, а крестьян от бояр и т.д. И все русские вольности были отняты не татарами, а двумя свирепыми Иванами и не менее свирепым Василием III. Позже за оное дело взялась «монголо-немецкая Гольштейн-Готторпская династия», как справедливо называл Романовых в 60-х гг. XIX в. князь Рюрикович, потомок смоленских князей Пётр Владимирович Долгоруков.

В начале зимы Александр Михайлович вместе с семьёй прибывают в Петербург. 30 января 1906 г. Александр Михайлович с женой посещают Александровский дворец и пьют чай с Николаем II. Сандро и Ксения поселяются в Гатчинском дворце. Оттуда езды всего пару часов до Царского Села, но Ники теперь не балует Сандро приглашениями. 22 февраля Сандро завтракал с императором, но больше его не приглашают в Царское Село до 27 апреля.

27 апреля 1906 г. Александр Михайлович принимает участие в грандиозном представлении — открытии 1-й Государственной Думы. В этот день рано утром Николай II вместе с женой, матерью, братом Михаилом, Александром Михайловичем и Ксенией сел на яхту «Петергоф» в Петергофе и отправился в Петербург. Яхта пришвартовалась к причалу Петропавловской крепости. Там около часа императорская чета молилась у могилы Александра III. Оттуда яхта перешла к Зимнему дворцу. Из царского дневника: «Завтракали в 11 1/2. В час и 3/4 начался выход в Георгиевскую залу. После молебна я (сказал) прочёл приветственное слово. Госуд. Совет стоял справа, а Дума слева от престола. Вернулись тем же порядком в Малахитовую. В 3 часа сели на паровой катер и, перейдя на “Александрию”, пошли обратно. Приехали домой в 4 1/2. Занимался долго, но с облегчённым сердцем, после благополучного окончания бывшего торжества. Вечером покатались».