Трое - Кен Фоллетт

– Что за история?

– Ну, тот американец! В жизни не забуду! Дикштейн привел его к нам. Такой, знаешь, брутальный солдафон… Он-то и рассказал мне всю историю. Так, похоже, мы сдвинулись с мертвой точки… Да ты сам его видел – ты был у меня в тот день, разве не помнишь?

– Как-то не очень… – смущенно пробормотал Хасан, наверное, в это время он на кухне тискал Эйлу.

– Его рассказ… выбил меня из колеи, – сказал Эшфорд, следя взглядом за медленным течением реки. Лицо его омрачилось грустью: видимо, он вспомнил жену. – Представь себе обычное университетское сборище: профессор со студентами мирно обсуждают какую-нибудь атональную музыку или экзистенциализм, потягивая херес. И тут появляется здоровенный солдат и начинает рассказывать про снайперов, танки, кровь, смерть… У нас прямо мурашки по спине побежали – потому я и запомнил так отчетливо. Он упоминал о семье родом из Сицилии и о местных кузенах, которые устроили Дикштейну царский прием после того случая. Так, говоришь, сицилийцы помогли ему украсть оружие?

– Это всего лишь версия.

– Так, может, ему и не понадобилось их подкупать?

Хасан покачал головой. Вот из таких незначительных кусочков Ростов и умудрялся что-то выцепить – но пока не складывалось.

– И какой нам с этого толк? При чем тут мафия и старая история с угоном?

– Точно – мафия! – воскликнул Эшфорд. – Я никак не мог вспомнить слово. А того американца звали Кортоне – Тони Кортоне… нет, Ал Кортоне из Буффало. Я же говорил, что помню каждую мелочь!

– Ну и какая тут связь? – нетерпеливо отозвался Хасан.

Эшфорд пожал плечами.

– Да самая обыкновенная: однажды Дикштейн уже связался с сицилийской мафией через Кортоне, чтобы те помогли ему устроить пиратство на Средиземном море. Молодость не забывается: он мог и повторить этот фокус.

И тут до Хасана начало постепенно доходить, а вместе с пониманием затеплилась надежда. Вероятность, конечно, невелика, но шанс есть… Возможно, даже удастся напасть на след Дикштейна.

Эшфорд был доволен собой.

– Вот хороший пример спекулятивного умозаключения; хорошо бы опубликовать с примечаниями.

– Интересно… – задумался Хасан. – Интересно…

– Становится прохладно. Давай перейдем в дом.

На ходу у Хасана мелькнула мысль: а ведь он так и не научился рассуждать, как Ростов, – всего лишь нашел ему замену в лице Эшфорда. Похоже, его прежняя горделивая независимость окончательно канула в небытие. Было в этом что-то… немужское. Может, и фидаи чувствуют то же самое – потому они так кровожадны?

– Кортоне вряд ли станет откровенничать с тобой, даже если он в курсе, – вот в чем проблема, – прервал молчание Эшфорд.

– А с вами?

– С какой стати? Меня он вообще не вспомнит. Была бы жива Эйла, она могла бы к нему поехать и придумать что-нибудь…

– Ну… – Хасану не хотелось говорить об Эйле. – Попробую сам.

Они вошли в дом. Зайдя на кухню, мужчины увидели Сузу; оба переглянулись и поняли: решение найдено.

К этому времени Суза успокоилась и почти убедила себя, что ей послышалось. Слишком уж все не вязалось: сад, река, осеннее солнышко, профессор, гость… Убийство никак не вписывалось в эту идиллическую картину – с таким же успехом можно представить себе белого медведя в пустыне Сахара. Да и вообще, все объясняется очень просто: она собиралась рассказать отцу о Дикштейне, переживала, как он воспримет новость, отсюда и возникла фантазия по Фрейду, будто отец замышляет убить ее любовника.

Почти поверив в эту версию, она приветливо улыбнулась им и сказала:

– Кто хочет кофе? Я как раз сварила.

Отец поцеловал ее в щеку.

– А я и не знал, что ты вернулась.

– Я только вошла – как раз собиралась тебя искать.

Зачем я лгу?

– Это Ясиф Хасан – он учился у меня, когда ты была совсем крошкой.

Хасан поцеловал ей руку и уставился на нее, как и все, кто знал Эйлу.

– Вы просто вылитая мать, такая же красавица, – сказал он, и в его голосе не было ни капли флирта или лести – лишь неподдельное изумление.

– Ясиф уже приезжал сюда недавно – вскоре после своего сокурсника, Ната Дикштейна. С Дикштейном ты, кажется, виделась, но потом сразу уехала.

– А что, есть какая-то с-связь? – спросила она дрогнувшим голосом, мысленно обругав себя за это.

Мужчины снова переглянулись.

– Ну, вообще-то есть, – ответил Эшфорд.

И тут Суза поняла, что ей не послышалось – они действительно хотят убить самого дорогого в ее жизни человека. Слезы предательски подступили к глазам, и она отвернулась, возясь с чашками и блюдцами.

– Солнышко, у меня к тебе очень важная просьба, – сказал отец. – Ты должна сделать это в память о своей матери. Присядь.

Господи, прошу тебя, не надо, я больше не могу!

Она сделала глубокий вдох, обернулась и села перед ними.

– Надо помочь Ясифу найти Ната Дикштейна.

И Суза возненавидела своего отца.

Она вдруг поняла, что вся его любовь была обманом, что он никогда не воспринимал ее как личность, что он использовал ее точно так же, как и маму. Больше никогда она не станет заботиться о нем, прислуживать ему, беспокоиться о его здоровье, о его чувствах, потребностях… Видимо, в какой-то момент ее мать поняла то же самое, и, как и матери, ей оставалось лишь презирать его.

Тем временем Эшфорд продолжил:

– В Америке живет старый знакомый Дикштейна – он может знать, где его искать. Вы с Ясифом поедете к нему и спросите.

Суза молчала. Хасан решил, что она чего-то недопоняла, и пустился в объяснения:

– Понимаете, этот Дикштейн на самом деле израильский шпион, действующий против нас. Его нужно остановить. Возможно, тот американец из Буффало, Кортоне, с ним заодно и не станет нам помогать, но есть шанс, что он вспомнит твою мать и охотнее пойдет на контакт с тобой. Можно, например, наврать, будто вы с Дикштейном – любовники.

– Ха-ха! – В голосе Сузы послышались едва заметные истерические нотки, оставалась надежда, что они истолкуют это по-своему. Она взяла себя в руки, надела на лицо непроницаемую маску и застыла неподвижно, пока те рассказывали про желтый кек, русского на борту «Копарелли», радиомаяк на «Стромберге», про Махмуда и его план угона, и про то, как все это важно для палестинского освободительного движения. Под конец Суза непритворно оцепенела.

– Так что, моя хорошая, поможешь нам? – спросил отец.

Сделав над собой нечеловеческое усилие, Суза ослепила их профессиональной улыбкой стюардессы и встала из-за стола.

– Ну, тут есть о чем подумать – столько всего и сразу! Пойду в ванную, поразмышляю.