Моя еврейская бабушка - Галия Мавлютова

– Я вам не верю, Семен, – сказала она, постукивая по столу ручкой, – не верю.

Она в первый день записала его показания. Все его слова уместились на одной странице. Именно этой страницей трясла Макеева на совещании, представляя руководству работу Кореневой как наглядный пример разгильдяйства сотрудников. Макеева при этом выглядела омерзительно, а лейтенант Коренева имела жалкий и плачевный вид. Следствие зашло в тупик, руководство понимало, что из тупика нет выхода, но никто и ничем не мог помочь Кореневой. Трупа не было, а деньги исчезли вместе с электронным ключом. В уголовном деле было всего несколько страничек: протокол допроса, постановление на арест подозреваемого и подложные документы.

– Я знаю, что вы мне не верите, – он небрежно махнул рукой, мол, не о чем нам с вами разговаривать.

– А как бы вы поступили на моем месте? – сказал Наташа, отбросив ручку. – В конце концов, мы могли оказаться по разные стороны. Вы следователь, я – обвиняемая. Вы бы мне поверили?

Семен лукаво усмехнулся. Он снова играл с ней. Наташа наблюдала за изменениями его лица. В течение нескольких секунд он примерял разные краски и маски, то он лукавый обольститель, то дамский угодник, и вот уже средневековый рыцарь, галантный джентльмен, искусный фехтовальщик. Коренева застыла в терпеливом ожидании, когда же он перестанет меняться, и когда он станет, в конце концов, самим собой.

– Я не могу оказаться на вашем месте. А вы на моем, – наконец, сказал он, представ перед ней в своем обычном виде.

Вид у него был ничего себе, немного усталый, немного великодушный, кажется, немного влюбленный. Таким она его полюбила. И таким он ей нравился.

– Да, вы правы, – согласилась она, – мы не можем оказаться на чужом месте. У каждого из нас всегда будет свое, честно заработанное. И все-таки, вернемся к нашим делам. Представим, что вы ни о чем не подозревали, так куда мог исчезнуть Лащ, как вы думаете? Дело в том, что видеоконтроль в банке в тот день был отключен. Какой-то сбой в системе. Я проверила все, что могла проверить. Ильи нигде нет. Он не оставил ни одного отпечатка пальца, даже мизинца. В банке есть служба безопасности, она сейчас под присмотром органов. Там я оставила своих людей, они сообщают обо всем и всех, кто может иметь причастность к мошенничеству. Я много для вас сделала, Семен, слишком много. Вы должны мне помочь. Иначе меня отстранят от дела. У вас заканчивается срок задержания. У моего начальства лопается терпение. Если вы будете молчать дальше, я буду вынуждена продлить вам срок содержания под стражей.

– Только не запугивайте меня, Наталья Валентиновна, прошу вас, не запугивайте, я не боюсь вас. Вы вольны делать, что хотите, но я настоятельно прошу вас: не старайтесь запугать меня. Меня никто не может лишить свободы. Никто! А вы не суд. И не Господь Бог. Вы – обычная милая девушка, только немного уставшая от службы. Эта страшная профессия не ваша. Погоны вам не к лицу, вам бы на подиум, на телевидение, на эстраду… – он открыто издевался над ней, посмеиваясь уголками тонкого рта.

– Ну все, хватит, – закричала Наташа, перебивая его, – хватит! Не ваше дело, что мне к лицу, а что не к лицу. И на подиум я не хочу. Мне и в погонах неплохо живется. Я не жалуюсь!

– Да у вас на лице написано, что вы глубоко несчастны, вам хочется другой жизни, не притворяйтесь, Наташа, вы – плохая притворщица, – сказал Семен, заливаясь смехом.

«Он нарочно смеется, чтобы поддразнить меня, – подумала Наташа, пытаясь держать себя в руках, чтобы не вспылить, – кстати, ничего необычного в нем нет, среднестатистический мужчина, как все. Я придумала его, создав удобный портрет в своем воображении. В такого нельзя влюбляться. С ним постоянно нужно держать ухо востро. Он всегда под напряжением. С ним невозможно расслабиться ни на минуту. Интересно бы знать, что он думает обо мне. Наверное, считает меня круглой дурой. А я и есть дура, распустила слюни при виде красивого мужика. Правильно Макеева говорит, такому только нажива важна. Все остальное его не волнует. Любовь, мистика, чувства – это не про него. У него в уме твердый расчет. Во всем и везде. Гнев, усмешка, вопросы, ответы – все рассчитано. Но он не рассчитал свои родственные чувства, пойдя на поводу у отца, а его подло подставили. Да. Его подставили. Подлейшим образом. Я не верю, что он хотел умыкнуть эти несчастные миллионы. Зачем они ему? У него оборот покруче, чем у олигарха средней руки, что-то около миллиарда. Да и не стал бы этот расчетливый человек пачкать свою репутацию настолько нагло и открыто. Что-то здесь не то, опять у меня не сходится дебет с кредитом. Следовательская бухгалтерия опять меня подвела. Баланс не сходится. А вдруг я не права? Вдруг для него и один миллион важен, а ради сотни тысяч рублей он пойдет, не задумываясь, на мокрое дело, всякое ведь бывает. В чужую голову не влезешь. А мой папа не прав по обыкновению, ведь знал, что у меня под следствием сын Сырца. Папа не хочет влезать в мои дела, а я очень не люблю, когда кто-то вмешивается в мою жизнь. В итоге я получила то, что хотела. Меня оставили один на один с жизнью, и теперь я не знаю, как поступить правильно, чтобы позже не сожалеть о своих поступках. Я имею право на любовь, на решения, на выбор, имею, но не могу воспользоваться всем этим богатством потому, что боюсь. Я боюсь! И это нормально. Нет, это ненормально. Мне категорически нельзя бояться. В моих руках жизнь этого человека. У меня есть на него полномочия. Я могу лишить его свободы, здоровья, денег и даже жизни. Могу любить, а могу возненавидеть лишь за его смех. От любви до ненависти один шаг. Но он слишком короткий. Но я должна решить, что с ним делать дальше, а я не знаю, что делать, может, оставить его в Крестах? То-то Макеева будет счастлива. Так выпустить? Тогда Макеева непременно убьет меня. А черт с ней, с Макеевой, она одинокая старая дама, как-нибудь разберусь с ней. А что мне делать с этим джентльменом?».

Коренева сидела прямо, не двигаясь. Она пыталась посмотреть на ситуацию сверху, снизу и сбоку. Современные мудрецы из области психологии советуют смотреть на жизнь, как на игру, высматривая ее со всех сторон. Кажется, большая игра уже началась. Можно подглядывать за собой хоть в замочную скважину.

– Семен, остановитесь, – взмолилась Наташа, – прекратите ерничать. У нас мало времени.

– Пожалуйста, я молчу, – сказал Семен и сник, он опустил голову и мигом превратился в страдающего узника.

Наташу передернуло. Не разгадаешь его, когда он играет, а когда и впрямь страдает.

– Скажите, Семен, зачем вы дали Лащу свою печать? Вы так крепко доверяли ему? – сказала Наташа, неторопливо перелистывая страницы уголовного дела.

Если бы в эту минуту в комнату заглянула Макеева, она была бы счастлива. Сериалы отдыхают. Классический сюжет из жизни правоохранительных органов – сидит сотрудница напротив обвиняемого, задает ему умные вопросы и одновременно тонкими пальчиками перелистывает дело. Чудная картинка. Узник и палач эпохи двадцать первого века.

– Я ему не доверял, с чего вы это взяли, – удивился Семен, – он воспользовался электронной печатью втайне от меня. Я никому не доверяю. Даже отцу.