Серебряный ангел - Джоанна Линдсей

Еще несколько мгновений Шантель оставалась неподвижной. Лишь нервное покусывание губ выдавало происходившую в ней борьбу. И наконец она утвердительно кивнула. Мягкая ладонь дея нежно потрепала ее по щеке, когда он на прощание ласковым голосом предупредил:

— Лучше избавиться от мысли, что со мной надо бороться, маленькая луна. Пойми, как только ты начинаешь сопротивляться, я вынужден принять этот вызов и ответить на него.

Первое, что ощутила Шантель, стремительно выходя из спальни дея, было, как и в прошлый раз, чувство избавления от опасности. Но не она, а что-то другое было сейчас главным. Девушка старалась отогнать эту мысль, но похоже, что она думала уже о возвращении сюда, и отнюдь не со страхом.

Как бы ни была равнодушна Шантель к тому, где ей придется жить в этом дворце, она не могла не отдать должного своей новой «тюремной камере». Теперь у нее было целых две комнаты, по сравнению с которыми ее первая представлялась жалкой клетушкой. Каждая из них была по крайней мере раза в три больше ее жилища в доме наложниц, а внутреннее убранство и вовсе не поддавалось сравнению. Уже прихожая поражала ее необычно красивым родосским, как она предположила, кафелем стен и мрамором пола. В центре был даже маленький фонтан, неподалеку от которого стоял низкий столик, окруженный белыми мягкими подушками. Резное окно выходило в просторный двор, выложенный мраморными плитами красноватого цвета.

В спальне девушка обнаружила не привычный для нее тюфяк, а настоящую кровать под резным балдахином. Возле нее стоял сундук, предусмотрительно раскрытый, чтобы продемонстрировать содержимое. Как поняла Шантель, он был доверху заполнен комплектами тонкого белья. На полках, расположенных за полированной перегородкой, разместилось множество баночек и кувшинчиков с ароматными маслами, духами и косметическими принадлежностями. Пол спальни покрывал великолепный турецкий ковер с золотыми узорами на малиновом фоне. Здесь тоже было окно, взглянув в которое, она увидела огороженный садик. Посреди него бурлили и переливались разнообразными оттенками струи фонтана, вокруг которого располагались аккуратные клумбы с гвоздиками, тюльпанами и темно-пурпурными лилиями.

Под самым окном рос жасминовый куст, одаривавший при малейшем дуновении ветерка сладковатым, пьянящим ароматом своих цветов.

В эти роскошные апартаменты привел Шантель все тот же Кадар, ожидавший ее, как и в прошлый раз, у дверей спальни дея. Девушке было стыдно за свое вчерашнее обращение с ним, и она больше заботилась о том, чтобы не увидеть следы собственной ярости на его лице, чем о том, куда ее ведут. Первой, кого она увидела, войдя в дверь, была сияющая Адамма. Но тут же присутствовал и Хаджи-ага, а потому какого-то изменения в своем положении Шантель поначалу не заметила. Сообщить о нем поспешил молодой евнух:

— Теперь все это ваше, лалла. И сам я тоже. Шантель посмотрела наконец на улыбающегося во весь рот Кадара. Волна самых разных чувств всколыхнулась в ней: ощущение вины при виде его ссадин и царапин; раздражение и недоумение по поводу того, что этого добродушного человека могут так просто взять и передать в собственность кому-то; желание узнать, почему это было сделано; наконец, ее не мог немного не позабавить вид сияющего евнуха. Кадар так искренне и заразительно улыбался, что и на ее лице сама собой возникла ответная улыбка. Правда, совсем ненадолго, и заметить ее успел лишь один чернокожий гигант. Уже в следующий момент девушка резко повернулась к Хаджи-аге, которому и пришлось стать жертвой переполнявших ее эмоций.

— Это правда? Он теперь принадлежит мне? Главный евнух растерянно закивал головой. Он явно не ожидал услышать столь грубого тона. В обществе, в котором он жил, даже самый серьезный разговор не начинали прежде, чем обменяются несколькими любезностями. И уж тем более ему не приходилось сталкиваться с недовольством наложницы в тот момент, когда ей объявляли, что она становится фавориткой.

— Ты недовольна? — поторопился он прояснить ситуацию.

Шантель безразлично махнула рукой.

— Какое это имеет значение здесь? Если кого-то интересует мнение человека, то его выясняют до того, как что-то предпринять. Сейчас я просто хочу знать, почему вдруг мне отдали Кадара.

— Так захотел Джамиль, — откровенно ответил главный евнух.

— Он захотел? Ну да, конечно! — произнесла с усмешкой первая фаворитка. — А я-то по глупости забыла, что ваш великий хозяин может сделать все, что ему заблагорассудится, даже заставить вас отдать кому-то собственных рабов.

— Я получил хорошую компенсацию, — попробовал объяснить Хаджи.

— Вам повезло на этот раз, — перебила Шантель. Главный евнух покачал головой, не понимая, что ее так рассердило.

— Если тебе не нужен Кадар… — начал было он, но договорить опять не успел.

— Вы мне так и не сказали, почему его отдали мне.

— Каждая фаворитка имеет собственного евнуха. Ты должна была бы уже знать это, — удивленно ответил Хаджи-ага.

Следующая ее фраза обескуражила старика.

— Я не фаворитка, Хаджи, — воскликнула Шантель, рассерженная настолько, что забыла о вежливости. — Я уже знаю кое-что о ваших порядках. Мне отлично известно, что наложница не может стать фавориткой, пока хоть однажды… — девушка растерянно оглянулась по сторонам, пытаясь подобрать нужные слова. — Ну, в общем, я не соответствую главному требованию, которое предъявляется к фаворитке.

— Значит, ты опять не…

— Да, у нас ничего не было.

— Я был уверен, что сегодня утром… — Он не завершил фразу, видя, что Шахар, не дослушав, выразительно закачала головой. — Забавно, — с некоторым недоверием добавил он.

— Не очень, — фыркнула она. — Вы оказались излишне самонадеянны и поторопились, вот и все.

— Не совсем так, Шахар.

Ей уже стало надоедать доказывать Хаджи очевидную, как ей казалось, истину.

— Я же вам сказала…

— Это не имеет значения. Ты здесь, потому что Джамиль приказал переселить тебя сюда. Ты в любом случае теперь его первая икбаль, независимо от того, успела ли ты разделить с ним ложе или нет. Конечно, то, что ты сообщила, необычно, но мы здесь не для того, чтобы обсуждать желания дея.

— А если я не хочу оставаться здесь? Ой нет, никто ни о чем не спрашивает меня саму, у меня нет никакого выбора. — Объяснение причин собственных обид навело Шантель на мысль, которую она тут же произнесла вслух:

— Если Кадар принадлежит теперь мне, значит, я могу отпустить его на свободу, правильно?

Оба евнуха одновременно вскрикнули не то от удивления, не то от возмущения. — Нет! — произнесла девушка и продолжила, изображая рабскую покорность:

— О, слава Богу, тогда все в порядке. Что за дикая идея могла прийти мне в голову? Как я могла подумать, что я смею сделать что-то, что хочется мне самой!

— Лалла, если я вам не подхожу, Хаджи-ага подберет вам кого-нибудь другого.