Борджиа - Мишель Зевако

Собравшиеся слушали в глубоком молчании, а Джованни Малатеста продолжал:

– Я увидел этого человека и узнал его. Знаете ли вы, кем был паломник? Знаете ли вы, с кем тайно совещался граф Альма? Знаете ли, что я хотел задать ему публично вопрос об этих встречах и попросить на сегодняшнем собрании отчета о них перед вами?.. Это был преданный слуга Чезаре Борджиа, один из самых активных шпионов Александра VI, монах по имени дон Гарконио…

– Дон Гарконио! – едва слышно произнесла Примавера и побледнела.

При последних словах Джованни Малатесты в собрании поднялась настоящая буря. Послышались крики: «Измена!» Малатеста поднял руку, словно желая обуздать негодующих. Постепенно тишина восстановилась.

– Не так уж трудно докопаться до истины, – продолжал молодой человек. – Эти мнимые паломники, эмиссары папы и Чезаре, прибыли вести переговоры с графом Альмой о предательстве нашего дела… Раз графа нет в Монтефорте, значит, он предал нас. Граф принял предложения Александра VI. Граф Альма продался… Если мы не дадим сурового ответа, придется больше опасаться дипломатии папы, чем войск его сына…

– И это верно!.. – раздалось несколько голосов.

– Надо убить графа!

– Надо, чтобы наш ответ получил широкий отклик!

– Синьоры! – снова раздался звучный голос Джованни Малатесты. – Предлагаю, чтобы граф Альма, предатель и изменник, был публично назван таковым, чтобы он был лишен титула и всех своих имений, чтобы он был объявлен в розыск…

– Синьоры!.. Дорогие мои синьоры! – крикнула побледневшая от отчаяния Примавера.

Но ее голос утонул в реве хулящих графа воплей. Она беспомощно упала на трон… Да и как она могла защитить отца?

И тут рядом с Джованни Малатестой поднялся старый князь Манфреди. Он пользовался безграничным доверием всех военачальников, которыми в разные времена командовал во многих сражениях и мудро руководил на советах. Когда он поднялся, волнение медленно, но неуклонно стало утихать.

– Синьоры! – сказал он наконец твердым, не сломленным годами голосом. – И я видел свои земли наводненными чужаками, и я видывал резню там, где прежде процветал мир… Не говорю уж о расхищенных богатствах, о растоптанных привилегиях… Я стар, но речь идет о здоровье Италии, а мои плечи еще достаточно крепки, чтобы носить броню. Синьоры, я одним из первых присоединился к борьбе за освобождение… Вы слышали мой голос в собраниях, вы видели меня на полях сражений… Думаю, мне позволено будет открыто поделиться с вами своими мыслями… Полагаю, что горячность юности слишком далеко завела доблестного Джованни Малатесту. Я считаю, что мы не должны принимать скороспелых решений относительно графа Альмы… Синьоры, вы забываете, что дочь графа, всеми любимая нами Беатриче, занимает этот трон… Взгляните на эту хрупкую девушку, которая подает пример стойкости всем нам, мужчинам, опытным воинам… Синьоры, я предлагаю повременить с приговором отцу Беатриче.

Джованни Малатеста также посмотрел на Примаверу. Увидев ее бледной, он тоже побледнел. И голосом, дрогнувшим от глубинного проявления тех сильных, затаенных чувств, которые его возбуждали, он заговорил:

– Синьоры, я одобряю предложение высокочтимого Манфреди. Давайте подождем! Согласен. Но сколько дней ждать?

Собравшиеся удивленно переглядывались.

– Синьоры, – поспешно продолжил Джованни Малатеста, – так же, как князь Манфреди, как все вы, я тронут положением юной графини… Поэтому в дополнение к только что сделанному мною предложению я внесу еще одно… Говорю открыто, как перед братьями…

Говоря эти слова, Джованни Малатеста казался сильно взволнованным. Несколько молодых людей, присутствовавших в зале, впились в него жгучими взглядами, словно угадывая его мысли. Что же до Примаверы, то ее беспокойство было столь явным, что князь Манфреди приблизился к ней, словно для того чтобы утешить девушку. Между тем Джованни Малатеста, волнуясь, обратился к Примавере:

– Дорогая Беатриче, вы и в самом деле стали нашим вождем, вас можно назвать душою всех наших душ. Ваша молодая отвага вдохновила нас, ваши слова пробудили в нас надежду… И если я произнесу слова, которые вас поранят, то пусть отрежут мой язык и бросят его на съедение собакам.

– Они не ранят меня, Джованни Малатеста.

– Итак, – еще убежденнее заговорил молодой человек, – все мы полны решимости умереть за вас, если это потребуется… Думаю, что это – самые сильные слова, которыми я могу выразить вам преданность всех этих синьоров и мою лично!.. Граф Альма нас покинул… Но он покинул и вас, Беатриче… Предлагая лишить его всех титулов, я имел в виду и самый ценный из них: звание отца… Пусть это решение отложено, я с этим согласен… Но нашему союзу необходимо иметь вождя… мужчину, который вел бы всех за собой в битву… Надо заменить графа Альму… Синьоры, и вы, Беатриче, послушайте мое предложение.

Молодой человек на мгновение остановился, передохнул, овладевая эмоциями, а потом, в торжественной тишине заговорил:

– Я предлагаю выждать три дня. Если через три дня, час в час, граф Альма не появится, он будет лишен власти… Вы согласны с этим?..

– Я согласен! – сказал князь Манфреди.

– Согласны! – вторили ему собравшиеся военачальники.

Примавера подала знак, что она подчиняется решению собрания.

– Значит, через три дня, – продолжал Малатеста, – мы останемся без вождя. А графиня Беатриче останется в одиночестве в городе, которому грозит осада… Нашему союзу нужен вождь… А графине Беатриче нужен покровитель…

– И этого вождя, этого покровителя графиня Беатриче должна назвать нам сейчас… Ровно через трое суток, если граф Альма не вернется к нам, человек, который будет ею выбран среди многих знаменитых военачальников, станет верховным вождем нашего союза и супругом графини Беатриче. Я всё сказал.

Смущенный шепоток послышался во всх концах зала. Мношие мужчины были втайне влюблены в молодую женщину. Не одна рука схватилась за церемониальную шпагу. Не один дерзкий взгляд направился в сторону Малатесты, который достаточно ясно дал понять, что именно он намерен стать верховным вождем и супругом Беатриче.

Терзаемая тысячью чувств, девушка растерянно оглядывала ассамблею. Она поднялась и заговорила:

– Синьоры мои! Предложение Джованни Малатесты удивило и испугало меня…

– Но оно вполне разумно! – раздались голоса.

Примавера поняла, что если она не уступит, ее просто отстранят от дела, котором она посвятила всю свою душу… Слезы задрожали на ее ресницах… Мимолетное видение пронеслось перед ее глазами. Ей привиделись душистая оливковая роща, ручей и молодой человек, перепрыгивающий через него, чтобы поцеловать ей руку.

И внезапно лицо ее прояснилось, во взгляде снова появилось то неопределенное выражение, смесь дерзости и нежности, делавшее ее такой привлекательной.

– Хорошо! – сказала она. – Я согласна!

Шелест пролетел по залу. Потом восстановилась мертвая тишина.