Леди в озере - Лаура Липман

Когда номер был сдан в печать, к ее столу подошел Боб Бауэр.

– Привет, Сенсация Шварц.

Мэдди невольно покраснела.

– Значит, есть источники, а?

– Да.

– И кто же?

Она замялась. Он наклонился и сказал, тихо и серьезно:

– Никому не говорите, кто ваши источники. Ни другим репортерам, ни начальству. Ни полиции, если уж на то пошло. Что бы вы ни делали, оберегайте источники.

Его слова показались ей странными, но потом до нее дошло, что Боб, как всегда осведомленный, знал, что ее ждало. Потому что, когда менее часа спустя Мэдди вызвали в кабинет заведующего отделом городских новостей, это было сделано не затем, чтобы похвалить. Разъяренный Джон Диллер хотел, чтобы ей сделали выговор за покушение на его тему.

Через полчаса расстроенная, но не плачущая Мэдди вышла из кабинета и зашла в женский туалет, где умыла лицо, а затем дрожащими руками сжала край раковины.

– С вами все в порядке? – спросила Эдна, пьющая кофе, курящая сигарету и вычитывающая материал.

– Думаю, да.

– Видела вашу статью. Хорошая работа. Диллер в ярости, не так ли?

– Определенно.

– Боится, что займут его место. Как будто оно кому-то нужно. Хорошие журналисты там не задерживаются.

– Он… он хотел, чтобы я раскрыла источник. И заявил, что знает его. Не понимаю, какое это может иметь значение.

– Я же сказала, он напуган.

Мэдди он показался не напуганным, а злобным. Он кипел от злости, и казалось, словно карлик Румпельштильцхен из сказки братьев Гримм, готов разорвать самого себя пополам.

– Я знаю, кто рассказал вам об этом признании. Это не источник. Вы поставили под удар престиж газеты, доверившись ему.

– Но я оказалась права. Томми Ладлоу в самом деле признался в убийстве.

Заведующий отделом вел себя так, будто они ссорящиеся дети.

– Джон, был праздник. У нее имелась наводка, она сообщила в редакцию, и все подтвердилось. Что в этом страшного?

– Так дела не делаются. Это было некорректно, непрофессионально, это было…

– На что вы намекаете, мистер Диллер? – Мэдди прилагала такие усилия, чтобы не заплакать, что ее голос прозвучал немного визгливо.

– Вы не понимаете, что делаете. На этот раз вам повезло, хотя у вас был только один источник – и притом источник такого рода. Держитесь подальше от криминальной хроники.

– Но вы же знали, что я пытаюсь сделать материал о Клео Шервуд. И я написала о «Леди-законнице». Тогда вы не возражали.

– То был не материал, а всего лишь какой-то там репортажик.

– Я пытаюсь стать журналисткой. Что в этом плохого?

Когда Диллер вышел, не переставая бормотать себе под нос, заведующий отделом городских новостей вздохнул.

– Хороший материал, Мэдди. Но я не хочу, чтобы вы возлагали какие-то надежды на получение работы журналиста. Это для молодых. Если нам требовалось бы нанять начинающего журналиста, я бы хотел, чтобы у этого парня было долгое будущее.

У этого парня.

Теперь, в туалете, она смотрела на отражение в зеркале и видела, как бледно ее лицо. Если Диллер действительно знает, кто ее источник, что это может значить для нее, для Ферди? Будут ли у него неприятности? Вот бы позвонить ему сейчас, чтобы он ее успокоил. Но она не может ему позвонить. Не знает номера, не знает, где он живет. Если хочет найти его, то остается только отправиться на территорию его участка и шататься по улице, вопя во все горло – именно так она и познакомилась с ним девять месяцев назад. Или подождать, чтобы он явился сам.

Она решила дойти до «Нового Орлеана» и выпить чашку кофе перед закрытием. Усевшись у стойки, увидела ту самую официантку, что обслуживала их с Бобом Бауэром – та, облокотившись, читала газету. Статью Мэдди.

– Я написала, – сказала она.

Строго говоря, написал Эттлин, литературный обработчик, на основе ее заметок. Но она ничего не могла с собой поделать.

– Значит, вы… – Официантка посмотрела на имя в заголовке статьи, затем перевела взгляд на нее. – Мэдди Шварц?

– Да.

– Я знала ее. Клео. Вместе работали в заведении «У Вернера». – Вид у нее был одновременно и робкий, и взволнованный. Сейчас Мэдди впервые заметила, как она молода, моложе, чем сама Мэдди, с веснушками на носу и на груди в вырезе розовой униформы.

– Какой она была?

Официантка не отвечала так долго, что Мэдди решила, что та не расслышала ее. Но затем сказала:

– Не удовлетворена тем, что у нее было. Чего-то хотела, но сама не знала чего.

Уж мне ли не знать, как это бывает, подумала Мэдди. Вот только она знала, чего хочет. Стать журналисткой. И не абы какой, а такой, как Боб Бауэр. Иметь свою колонку и право самой выбирать, о чем писать.

Правда, добиться этого ей будет труднее, чем ему. И хотя она ясно видела сияющую цель, путь оставался темен. Как нелепо. Ей только что сказали, что она не может быть даже репортером криминальной хроники, освещающим ночную работу копов, что «Стар» никогда не наймет ее. Однако она похожа на Клео Шервуд. Если хотела чего-то по-настоящему, добивалась этого. Хотела Аллана Дерста и соблазнила его точно так же, как он соблазнил ее. Хотела Милтона и респектабельности, которую сулил брак с ним после того, как Дерст оставил ее, лишив девственности и едва не погубив. Хотела ребенка. А потом захотела свободы. Возможно, в тридцать семь и поздновато начинать, но то, чего она хочет, все же нельзя назвать невозможным. В конце концов, есть же… Да хотя бы Бабушка Мозес[123]… Господи, должен же быть кто-то помимо Бабушки Мозес!

* * *

Когда Мэдди вернулась в редакцию, атмосфера на пятом этаже была напряженной; необычно после сдачи номера в печать.

– Что происходит? – спросила она одного из посыльных.

– У здания суда стреляли, – ответил он. – Когда судья должен был предъявить обвинение парню, который сознался в убийстве Леди в озере.

Она использовала это выражение в своем утреннем материале, и вот оно уже прижилось, уже увековечено. Она и думать забыла, что украла его у патологоана тома.

– Как?

– Парня подстрелили, когда он вышел из полицейской машины перед боковым входом.

– Убит? – Она ощутила странное сочувствие к этому мужчине, который проводил ее до такси и сравнил Клео Шервуд со стихотворением.

Но тут она вспомнила, что он убил ее.