Заставь меня (ЛП) - Саммер О'Тул

прутья в спинке кресла и застегиваю наручники, надеясь, что Финн узнает что-нибудь полезное из телефона Стеллы.

— Какая послушная маленькая шлюшка, — ее голос режет воздух, как удар хлыста. Я мотаю головой туда-сюда, пытаясь увидеть, где она.

Она выходит из тени прямо передо мной.

— Куишле, — вздыхаю я, когда мои глаза скачут, проверяя каждый видимый дюйм ее тела на наличие признаков вреда. — Ты ранена? Где он?

— Прямо напротив меня, — она подходит ближе, в глазах тьма, я обдумываю ее слова, как сейчас, так и несколько секунд назад. Она останавливается в нескольких футах передо мной и вертит на пальце кончик лезвия.

— Такой хороший мальчик, следующий указаниям. Как думаешь, ты заслуживаешь награды?

Я проглатываю свое замешательство, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит, и одновременно радуясь, что она, похоже, цела и невредима.

— Харлоу, в чем дело? — натягиваю наручники, когда сажусь, чтобы наклониться ближе к ней.

Она держит нож так, что он сверкает в свете фонаря, и смотрит на него с благоговением.

— Я хотела использовать пистолет — спасибо за уроки. Теперь буду уверена, что не промахнусь. Нож поэтичнее, нет?

— Что за херню ты несешь? Ты на что-то подсела?

— Нет, милый. Я как всегда в ясном уме, — в ее тоне сквозит яд, и когда она называет меня милым, это холодно и горько. Она вытаскивает золотую цепочку из декольте своего красного атласного платья.

— Ожерелье? Думаешь, я тебе тайно изменяю или еще какая-нибудь хрень?

— Пошел ты, Кэш, — огрызается она и делает выпад вперед, поддевая мой подбородок плоской стороной ножа. — Еще раз будешь обращаться со мной как с тупой дурой, и, клянусь богом, я перережу тебе глотку и буду наслаждаться каждой гребаной секундой. — господи.

Ничего не имеет смысла. Гнев и ненависть в глазах Харлоу чисты и без примесей. Это по-настоящему.

Она упирается острием лезвия в мое адамово яблоко, и я чувствую, как ей хочется резать глубже. Я был рядом с достаточным количеством убийц, чтобы узнать жажду крови. И сейчас она хочет убить меня всеми фибрами своего существа.

Она встает прямо, размахивая ножом.

— Мне понравилось украшать Логово, и я рада этому, потому что, если бы не выплеснула ярость раньше, не уверена, что смогла бы удержаться от того, чтобы не убить тебя на месте, — такое ощущение, что меня ударили.

— Это… сделала… ты? — мои слова застыли, голос дрожит от эмоций.

— Враги всегда близко, разве не этому ты меня учил? — тошнотворное ликование в ее голосе посылает мурашки по моему позвоночнику. — Должна отдать тебе должное, Кэш, ты был очень убедителен.

— Харлоу…

— Меня стошнило, знаешь ли. Когда я нашла ожерелье Бет в твоем маленьком тайнике. От мысли, что я недавно трахнула тебя, мне стало физически плохо.

Я смеюсь, когда звучат эти слова. Где он? Прямо передо мной.

— О, так мы снова вернулись к этому дерьму, да?

***

Харлоу

Опять эта хрень.

Я не думала, что мое тело способно вместить еще больше ярости. Похоже, ошибалась.

— Что сделало тебя сильнее? Убийство Бет или мое утешение, пока я оплакивала ее?

Он проводит языком по внутренней стороне нижней губы.

— Ни то, ни другое. Потому что я не убивал ее, черт побери.

Снова приставляю нож к его горлу и наблюдаю, как пульс остается невероятно стабильным. Он выглядит… скучающим. Я не могу угрожать ему болью или даже смертью. Он не боится смертных вещей. Что, если я дам ему то, чего он хочет больше всего, а потом пригрожу отнять это? Ради меня он почти вступил в войну с Братвой. Что еще он сделает для меня?

Поднимаю платье, и его взгляд прослеживает движение темно-красного материала вверх по бедру, туда, где я прячу нож в набедренной кобуре. Я подхожу к нему и не могу отрицать силу, которую чувствую, заставляя его смотреть. Испытываю отвращение, но не удивление, когда вижу, как он напрягается в штанах.

— Последний секс перед тем, как ты убьешь меня? — спрашивает он, когда я сажусь к нему на колени, приподняв одну бровь.

Я не отвечаю на его вопрос и с каменным выражением лица начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке. Его глаза темнеют, и он не отрывает взгляда от моего лица. Расстегиваю рубашку и провожу ладонью по его груди над бьющимся органом.

— Стелла предупреждала меня об этом. Сказала, что у тебя нет сердца.

— Есть. Это ты. Куишле моу кхри, — пульс моего сердца.

— Не знаю, что хуже, — говорю я, расстегивая его брюки удивительно твердыми пальцами. — То, что я влюбилась в убийцу лучшей подруги, или то, что ты искренне считаешь себя способным любить меня после всего, что ты сделал, — потому что в том-то и дело, что я знаю, Кэш думает, что любит меня. Может быть, в каком-то извращенном виде. Но для него это реально.

— Я действительно люблю тебя, куишле, — его слова — стрела в мое сердце. Острая. Болезненная. Смертельная. Потому что я хочу верить им, а не его лжи. Хочу, чтобы было объяснение ожерелью, но этого нет. И если я позволю себе поддаться мыслям, это убьет и меня.

Стягиваю его брюки, и он поднимает бедра, чтобы помочь мне, член стоит между нами.

— Мне не нужно твое признание в любви. Мне нужно твое признание в убийстве.

Он усмехается.

— Кажется, мы уже говорили об этом, нет?

С ненавистью в сердце я поднимаю бедра и скольжу своей киской по его члену.

— Ох, блять, — мямлит он, и мне приходится прикусить язык, чтобы не сказать то же самое. Он меня наполняет. Он такой родной, а мое тело еще не догнало разум.

Я медленно покачиваюсь вверх-вниз, а Кэш лениво улыбается.

— Как всегда, такая влажная для меня. Может, особенно намокла, когда захотела меня убить.

Я продолжаю, пока мышцы его шеи не напрягаются, когда он смотрит в потолок и тяжело дышит.

Останавливаюсь. Он наклоняет голову вперед.

— Признайся, и я продолжу.

— А что мне мешает это сделать? — он поднимает бедра вверх.

— Это, — я снова достаю нож и прижимаю его к коже его горла.

— Убьешь меня — не получишь признания, — он ухмыляется.

— Хорошо, что ты не умеешь говорить ногой, — заношу руку за спину и погружаю лезвие в его бедро. Он рычит сквозь стиснутые зубы, слюна летит, он истекает кровью.

— А теперь расскажи мне еще раз, как ты ее не убил?

— Я не убивал ее, — впервые за сегодняшний вечер в его глазах появляется намек на настоящее отчаяние.

— Неправильный ответ, — я снова скачу на его члене, пока он не