Загробная жизнь дона Антонио - Евгения Соловьева

А вот встретиться и поговорить с Кассандрой была судьба. И зря сэр Генри Морган надеялся, что в суматохе праздника ей будет не до того. Еще как до того! Едва завидев гостя, она отмахнулась от всех своих помощников и мешальщиков, солнечно улыбнулась ему и позвала в дом вместе с Торвальдом.

Это понравилось Генри Моргану еще меньше. Вот честное слово, был бы на ее месте какой-нибудь испанец, уже получил бы полдюжины ядер под ватерлинию. О чем это она собирается говорить при капитане Харальдсоне?

— Нет, не я рассказала о твоем секрете, — ответила на невысказанный вопрос Кассандра, едва они остались в ее «колдовской» комнате втроем.

— Что знает команда «Розы Кардиффа», то знает и команда «Ульфдалира», — подтвердил Торвальд. — Но никто больше, клянусь милостью Эгира.

Очень захотелось вытащить из — за пояса пистоль и разрядить его в довольную норвежскую физиономию. Но вот досада, сэр Генри Морган вот уже четыре месяца не носил пистолетов за поясом. Просто на всякий случай.

Ведь порох так легко взрывается, когда этого хочет Альба.

— И давно ты знаешь, капитан Харальдсон? — спросил он очень, очень ровно.

— Давно, — согласился омерзительно довольный медведь. — С тех пор, как мы взяли на абордаж Санто-Доминго!

Морган даже не стал спрашивать, какого черта Торвальд молчал. И так понятно, что сошлется на безмерное уважение. Но на самом деле такая спокойная реакция была неожиданной.

То ли северянин умел читать мысли, просто не признавался, то ли на лице у капитана Моргана мелькнуло что-то эдакое, но причина спокойствия выяснилась тут же.

— Валькирии сопровождают воинов в битве, дочери Эгира помогают морякам. А я не глупец, чтобы отказываться от их помощи.

— Вот и хорошо, что не глупец. — Морган дернул плечом и выразительно покосился на дверь.

Северянин хмыкнул, отвесил ему неуклюже — насмешливый поклон и вышел. Видимо, не хотел проверять, так ли страшны девы волн в гневе, как обещают легенды.

Морган обернулся к Кассандре, встретил ее испытующий взгляд и заставил себя улыбнуться.

— Я рад… да, я рада за тебя.

Кассандра грустно покачала головой, взяла со стола оплетенный пальмовым волокном кувшин и кивнула Моргану на табурет. Сама налила остро и пряно пахнущего травяного отвара в кружку и протянула Моргану. Запах был отлично знаком: травы для бодрости духа и ясности разума. Так что Морган без опаски выпил сразу половину. Кассандра села рядом, не сводя с него глаз.

— Ты зря думаешь, что я буду тебя разубеждать, — тихо сказала она. — Если ты в самом деле уверен, что так лучше, так тому и быть.

Она впервые обратилась к нему, как к мужчине. И Морган чуть не подавился во второй раз за день.

Вот так просто? Ни уговоров, ни вопросов, ничего.

Пустота.

Чертова пустота, как все эти четыре месяца, только еще хуже!

Остро захотелось выбежать из комнаты, подняться на борт «Розы Кардиффа» и скомандовать поднять паруса. Моргану срочно, немедленно требовалась хорошая драка, чтобы заполнить эту чертову пустоту — криками, звоном стали, запахом крови, опасностью. Эту чертову пустоту, с которой он просыпался каждое утро…

Он осторожно поставил кружку на столик.

Несколько секунд помолчал — просто не знал, что сказать. И нужно ли тут что-то говорить.

А Кассандра так же осторожно дотронулась до броши на его плаще. До золотого феникса.

Позавчера Морган выбросил его в море. Наверное, раз в десятый. А сегодня утром феникс снова нашелся на его подушке. И подушка опять пахла сандалом, апельсинами, мускусом, мужским потом и горячим металлом — в точности, как почти год назад, наутро после взятия «Санта-Маргариты». Да и черт бы с ней, с подушкой, но пока Морган не открыл глаз, он совершенно явственно ощущал рядом с собой кого-то…

Не кого-то. Тоньо.

Слышал его дыхание, биение его сердца, и чужие сильные руки обнимали его… ее…

Все эти ночи, все четыре месяца, она была сама собой. Мариной. Счастливой, влюбленной. Любимой. Во сне она не помнила ни о Малаге, ни о предательстве. Во сне она прижималась к своему фениксу, и ей было хорошо и правильно, так правильно, что лучше не бывает.

И каждое утро она просыпалась в пустой постели.

Одна.

Вспоминала собственнический взгляд испанки, леди Элейн рядом с Тоньо, и пряталась в самый дальний и темный угол души Генри Моргана.

— Забери его.

Генри Морган отстегнул золотую птицу и протянул Кассандре. Показалось, что птица трепыхается и вырывается, не желая идти в чужие руки.

Показалось.

— Нет. Не мне его дарили, не мне его и держать. — Ведьма покачала головой. — Если он тебе не нужен — верни. Сама… сам верни.

— Я похож на самоубийцу? Или, может быть, мне попросить Торвальда о встречной услуге? А что. Вернуть подарок наследнику Альба — это немножко поменьше, чем ожерелье и письмо Кортеса для ее величества Изабеллы. — Морган усмехнулся. — Да, пожалуй, это самое правильное.

Кассандра посмотрела на него с жалостью. Налила в кружку еще травяного отвара, молча протянула.

Морган спрятал взгляд в кружке.

Разумеется, он не пошлет Торвальда на смерть. Все это пустые угрозы. Чертов норвежец стал ему другом, почти как Нед. И как только сумел?

— Тебе придется довести это до конца, сэр Генри Морган, — тихо сказала Кассандра. — Для вас троих море слишком тесно, да и суша тоже.

— Троих?

Ведьма не ответила. Пожав плечами, она поднялась со своего табурета, забрала полупустой кувшин и вышла прочь — с порога крикнув что-то своим девочкам. Кажется, что пора накрывать столы для праздника.

На празднике Генри Морган получил все, что хотел — и драку, и кровь, и песни с плясками, и столько шума, что удалось забыть о пустоте внутри. Почти сотня джентльменов удачи разгулялась на весь город, да и с какой радости было капитану Торвальду Счастливчику скромничать? К закату вся Тортуга была пьяна и весела, горланила песни на дюжине языков и славила щедрых капитанов. И где-то среди драк и плясок, а может быть песен и споров, Генри Морган услышал прекрасные, звонкие слова «золото Новой Испании». Рядом с этими словами было что-то о Веракрусе, Кортесе, сокровищах дикарей, охране и пушках.

Разумеется, услышал не только Генри Морган, но и Торвальд Счастливчик. Влюбленный норвежец решил, что лучшего подарка для прекрасной супруги, чем испанское золото, и не придумать. А раз слух уже достиг Тортуги — следует поспешить, пока законную добычу не увели прямо из — под носа. Переубеждать его сэр Генри Морган не стал, зачем? Отличный повод развлечься и набить золотом еще парочку сундуков!

И только на следующее утро, проснувшись в собственной каюте под скрип такелажа и плеск волн, сэр Генри Морган вспомнил прощальный взгляд Кассандры и сказанные одними губами слова: