Время прощать - Миа Марч

На площадке второго этажа она услышала чей-то плач. Изабел остановилась, прислушалась, стараясь определить, где это. Из Чулана уединения. Джун? Изабел тихонько постучала, и в дверь чем-то швырнули. Вроде бы книгой.

Алекса.

– Алекса, это я, Изабел. Позволь мне войти.

– Нет.

Изабел стояла перед дверью.

– Я действительно хочу поговорить, милая.

– Какой смысл? Вы меня ненавидите, а теперь вы еще и девушка моего отца. У меня отличная жизнь. Какие проблемы?

«Девушка отца? Да мы всего раз и погуляли вместе. Но для девочки-подростка с разведенным отцом этого достаточно».

– Я не испытываю к тебе ненависти, Алекса.

Нисколько. Я на тебя не сержусь.

На мгновение воцарилась тишина, потом снова раздался плач.

– Я вам не верю. И вообще… вы не опаздываете на свое свидание?

«Ах… Не мне бы разговаривать с Алексой о любовной жизни ее отца. Тем более что и любовной жизни у меня с Гриффином нет. Пока. А может, и не будет».

Изабел повернула дверную ручку, желая поговорить с Алексой лицом к лицу. Ручка повернулась, но дверь не поддалась. Алекса придвинула к ней что-то тяжелое.

– Мы с твоим папой идем на прогулку. Со Счастливчиком.

– Вы идете на свидание. Совсем как моя мама пошла на свидание со своим начальником и разрушила семью. А теперь мой отец ходит на свидания. Я ненавижу свою мать. Ненавижу ее, ненавижу, ненавижу! – прокричала Алекса. – Если бы она все не погубила, все было бы прекрасно. Я ненавижу ее и рада, что сказала ей об этом.

«Господи, тяжелое положение».

Изабел не знала, то ли позвать Гриффина, чтобы он разобрался в ситуации, то ли последовать своему внутреннему голосу. Она придвинулась к двери.

– Я правда хочу с тобой поговорить, Алекса. Я могу кое-что рассказать, и по-моему, это тебе поможет.

– Я не хочу ничего о вас знать.

Изабел коснулась своего ожерелья – золотая цепочка ее матери с маленьким медальоном в виде сердечка.

– Ну а я все же хочу кое-чем с тобой поделиться. – Она сделала вдох.

«Давно я не рассказывала эту историю, с шестнадцати лет, когда рассказала Эдварду».

– Самое последнее, что я сказала своей матери – что я хочу, чтобы она умерла. Мы ужасно, нелепо поссорились. А когда я на следующее утро проснулась, то узнала, что она умерла. Погибла в автокатастрофе в новогоднюю ночь. Вместе с моим папой и дядей – отцом Кэт Уэллер.

Молчание.

– Я этого не хотела. – Изабел глубоко вздохнула. – Я ее любила. Правда, любила, даже если иногда и сама об этом не знала. Злилась, потому что она велела мне лечь спать в новогоднюю ночь в двенадцать тридцать, потому что постоянно на меня сердилась, сдерживала, говорила, что я своевольная, что однажды сделаю что-нибудь, о чем пожалею. И знаешь, она оказалась права. А у меня уже не было возможности сказать ей, что я не имела в виду те ужасные слова, извиниться.

Изабел слышала плач, несколько книг полетели на пол.

– Но ведь она не изменяла вашему отцу! – крикнула Алекса. – Не разрушала вашу семью и не губила вашу жизнь.

– Нет. Но она ушла, милая. Ушла навсегда. Я уже никогда не смогу ничего исправить. Она уже никогда не сможет помириться со мной. Алекса, никогда не знаешь, что случится в жизни. Неприятности происходят постоянно. Но если будешь на всех злиться, ты станешь чувствовать себя хуже и хуже. Помирившись с мамой, ты изменишь всю свою жизнь.

– Значит, я должна ее простить? Замечательно.

«Боже, Алекса – крепкий орешек».

– Ты можешь попытаться ее простить. И по-прежнему любить ее, даже если все еще злишься. Ты можешь позволить ей любить тебя. Позволить ей исправить ситуацию для вас двоих, насколько это возможно. Она твоя мать, Алекса. Моя мама умерла, когда мне было шестнадцать лет. Она ушла навеки.

Последовало молчание, затем, через несколько минут, Изабел услышала, как от двери отодвигают что-то тяжелое. Затем звякнула щеколда. Изабел выждала секунду, но дверь не открылась. Изабел медленно повернула дверную ручку – Алекса сидела на диванчике для двоих, который теперь стоял боком в середине маленькой комнаты, по щекам девочки текла подводка для глаз и тушь.

– Я не имела в виду все то, что наговорила своей матери, – опять разрыдалась Алекса. – Но я все равно жутко на нее злюсь.

Изабел села рядом с девочкой.

– Моей мамы нет здесь, и я не могу с ней пооткровенничать, сказать, что не имела в виду и половины, четверти того, что наговорила… особенно в последний вечер. Но твоя мама живет через два города отсюда. Пятнадцать минут на машине.

– Но я правда ее ненавижу. Даже если на самом деле это и не так. – Алекса снова залилась слезами.

Изабел понимала девочку так хорошо, и шло это настолько из глубины сердца, что она желала найти правильные слова. Но это потребовало бы времени. Доверия. И Алекса должна была немного повзрослеть.

Поэтому Изабел просто обняла Алексу. Та напряглась как натянутая струна. Изабел рассказала ей о письме, которое они с Джун недавно нашли. Об умершем кролике, о том, насколько больше было в том письме между строк и как это письмо, слова матери утешили их, каждую по-своему, столько лет спустя. И пока Изабел говорила, потребовалось совсем не так много времени, как она думала, чтобы Алекса расслабилась, прильнула к ней.

Шел уже десятый час, когда Изабел сказала Алексе, что она, пожалуй, пойдет и сообщит ее отцу, что случилось с ней и их свиданием в восемь тридцать, а потом вернется.

– Вам не обязательно возвращаться, – тихо, дрожащим голосом проговорила девочка. – Лучше погуляйте. С моим папой и Счастливчиком.

Изабел улыбнулась ей.

– Дай мне поговорить с твоим папой.

Внизу в коридоре Изабел встретила Джун.

– Он в гостиной, – тихо произнесла Джун. – Минут двадцать назад я пообещала выяснить, что тебя задерживает, и сообщила, что вы с Алексой поглощены беседой. Он посмотрел на лестницу, словно решая, вмешаться или нет, но потом со вздохом и пивом, которое я ему дала, ушел в гостиную.

– Спасибо, Джун. – Изабел стиснула ладонь сестры.

Она вошла в гостиную, где Гриффин сидел, опираясь локтями на колени и уставившись прямо перед собой на портрет трех капитанов – основателей гостиницы. Нетронутое пиво стояло рядом на столике. Он вскочил, увидев вошедшую Изабел.

– Что там случилось? Или мне не следует спрашивать?

– Мне удалось вызвать Алексу на откровенность. На это потребовалось время, но она раскрылась. Не могу тебе передать, насколько мне радостно, что сумела помочь девочке. Она стала оптимистичнее относиться к тому, что происходит, в том числе с ней самой.