Я не Монте-Кристо - Тала Тоцка

Он сверлил ее глазами, а Саломия мысленно благодарила небо за то, что она в маске, иначе просто не сумела бы с собой совладать, а так вцепилась изо всех сил в несчастную индюшачью ногу и как-то умудрилась перевести дух.

— Просто одно лицо, — кивнула, отворачиваясь, но Елагин не отставал.

— Ты поэтому меня преследуешь? Не отпирайся, я же вижу, что ты поставила себе целью завалить мой бизнес, у меня не самые прибыльные контракты, но ты вцепилась в них, как клещ.

— Вы...

— И хватит мне выкать!

И в этом был весь Елагин. У нее на кухне, в ее доме, на ее территории он уже установил свои правила, диктовал свои условия, а у нее не было ни капли выдержки, чтобы не подчиниться.

— Ты недооцениваешь себя, Елагин, — сделала над собой усилие Саломия, — у тебя нюх на деньги, твои контракты приносят вдвое больше денег, чем ты планируешь изначально. Когда я заберу твою компанию, найму тебя исполнительным директором. Не волнуйся, я высоко ценю кадры, я тебя не обижу…

Никита развернулся к Саломии и обперся об стол.

— Забирай. В обмен на ребенка.

— Что? — ей показалось, она ослышалась. — Ты в своем уме?

— Что слышала. Роди мне ребенка, Сальма. Такого как Данил. И позволь быть рядом с Данькой тоже, — добавил уже тише.

— Ты предлагаешь… — она не могла произнести это вслух.

— Нет, — покачал головой Никита, — я не предлагаю тебе выйти за меня замуж, хотя в нашем случае это был бы единственно правильный выход.

— Ты!.. Да ты слышишь себя, Елагин! Твоя наглость… — Саломия, как рыба, хватала ртом воздух, но Никита ее перебил:

— Не одной же тебе моих баб считать, Алина, я тоже кое-что о тебе узнал. Возле тебя все это время крутился миллион мужиков, но кроме Беккера ты никого близко не подпускала. А раз ты до сих пор не вышла замуж за Беккера, ответ напрашивается сам собой, ты все еще любишь своего мужа. Я не буду кривить душой, мне не нужен брак с тобой, но мне нужен твой ребенок. Даниэль. И я хочу, чтобы ты родила мне еще одного.

— Ты правда сумасшедший, — Саломия даже попятилась, — что тебе мешает жениться и родить хоть десятерых? Ты, — она запнулась, но заставила себя продолжить, — ты красивый мужчина, Никита, любая будет счастлива…

— То же, что и тебе, — снова оборвал ее Елагин, а потом заговорил, глядя в потолок: — Я люблю свою жену. До сих пор люблю, пытался забыть, отпустить, но не могу. Я не стану обманывать тебя, Алина, я не смогу тебя полюбить. Но твой сын мне дорог, это ненормально, наверное, но у меня такое чувство, будто это мой сын. Я не хочу, чтобы ты увозила его в Штаты, хоть и знаю, что не имею на него никаких прав.

Саломие невыносимо захотелось плеснуть в лицо холодной водой, иначе она потеряет сознание прямо сейчас. Отвернулась, распахнула дверцу шкафа, прячась за ней и моргая, чтобы не начать тереть глаза и не сместить линзы. А затем сделала вид, что просто хотела достать бокалы.

— Ты предлагаешь совершенно омерзительную сделку вместо того, чтобы попытаться построить свою жизнь заново, — сказала негромко, — попытаться быть счастливым…

— Я не заслуживаю счастья, Алина, — так же негромко ответил Никита, пряча руки в карманы.

— Почему ты так думаешь? Каждый человек заслуживает быть счастливым.

Никита минуту помолчал, а потом заговорил, и каждое слово будто молотом било по наковальне:

— Потому что это я убил свою жену. Жену и сына.

…Бокалы со звоном упали на плитку и разлетелись по полу мелкими осколками.

— Ма-ам? — послышалось из-за двери, и в кухню вбежал взъерошенный Данька. Остановился и уставился вопросительно на Саломию. — Мама?

— Все хорошо, сынок, — она еле шевелила губами, опускаясь на колени, — я просто разбила бокалы.

— В комнате порядок? — Никита говорил спокойно, но она чувствовала, как тот напряжен. — Тогда иди одевайся, только тепло, пойдем мою машину под снегом искать, нужно взять оттуда одежду.

И, присев возле Саломии, начал выбирать крупные куски битого стекла.

— Никуда ты не пойдешь с моим сыном, — слабым голосом проговорила Саломия, пытаясь унять дрожь в пальцах, но у нее ничего не получалось.

— Ты что себе вообразила, что я ее задушил? — зашипел Елагин, отнимая острый изогнутый осколок. А потом взял Саломию за локти и поднял с пола. Заглянул в глаза, будто проверяя, и когда убедился, что она не лишилась способности мыслить, усадил на стул, а сам присел рядом на корточки. — Я не Джек-Потрошитель, если ты об этом, я виновен в гибели моей жены, Алина, как и вся моя семья, и вины с себя не снимаю, но к Данилу это не имеет никакого отношения. Ты совсем бледная, налить воды?

Она лихорадочно завертела головой из стороны в сторону, давая понять, что ничего ей не нужно, Никита окинул ее недоверчивом взглядом, но затем продолжил собирать осколки, а мелкие смел щеткой на совок.

— Твоя жена… — нашла в себе силы заговорить Саломия, — я знаю, она претендовала на наследство. Значит, она была моей родственницей?

— Вон оно что… Нет, Алина, она была тебе никем, моя семья действительно претендовала на наследство, но это отдельная история, думаю, тебе лучше о ней не знать. А моя жена никакого отношения к деньгам твоего прадеда не имела. И вообще, давай так, я не достаю тебя вопросами о муже, ты больше не спрашиваешь о моей жене, договорились?

— Зачем тогда судиться со мной собирался? — не удержалась она и увидела на его лице самое надостоящее недоумение.

— Судиться? С тобой? Разве что в пьяном угаре, — и, наткнувшись на непонимающий взгляд, пояснил: — Я в запое был несколько месяцев, вообще не помню, что тогда было. Может, я к тебе под окна голый приходил и на гитаре играл, все могло быть.

— Ты играешь на гитаре? — в некотором отупении спросила Саломия.

— Нет, — ответил Никита и уже в дверях обернулся: — Мы с Данькой пойдем достанем из машины мой спортивный костюм, заодно пусть он погуляет, целый день дома сидит.

Саломия лишь судорожно сглотнула и кивнула. Елагин ушел, а она сидела за столом, с ужасом понимая, что пусть не осталось ни надежд, ни иллюзий, ей все равно, и даже если бы Никите вздумалось всадить ей в сердце нож, которым он разделывал вырезку, она бы и не пикнула.

Он признал себя и всех остальных Елагиных виновными в ее похищении, но в ушах звенело и отдавало эхом сказанное с такой неподдельной болью, от которой у нее шел мороз по коже: «Я люблю свою жену. До сих пор люблю…» И она его любила, и что со всем этим делать, не понимала.

…Никита и Даниэль ввалились в дом все в снегу, как два сугроба, Никита заставил Даньку снять куртку, комбинезон, шапку и вернулся встряхнуть их на крыльцо. Данька сунулся было за ним, но Елагин прикрикнул, чтобы он шел в дом, сын послушался, а сам все топтался у двери нетерпеливо, и лишь стоило тому вернуться, прилип как клещ.