Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым - Джеймс Холлис

Центральное место в искажении нашего личностного видения занимает мотивированная судьбой детская матрица, которая программирует наши первые попытки познать себя, окружающих и наши взаимоотношения. Имплицитные и эксплицитные сигналы семьи происхождения наряду с архетипическим полем представляют собой исключительно влиятельные природные силы, мощнейшие жизненные детерминанты, поскольку они составляют те первичные послания, что впоследствии интернализуются и глубоко укореняются в ежедневном повторении в те годы, когда мы наиболее впечатлительны, зависимы и меньше всего способны размышлять логически.

Круги, что расходятся все шире от центра, включают наших близких и знакомых, наше племя, народ, культуру, «дух времени» – следующую сферу влияния на такие жизненно важные представления, как Я и мир, а также и те многие ожидания, что обусловлены социальными контрастами. Для некоторых семья и культура становятся фактором поддержки природного начала, в то время как у других, у большинства других оказывается так, что природному началу приходится противостоять мощным коллективным силам в своем окружении. Как результат, глубокий раскол разделяет неизбежность и предназначение, силы детерминизма и те возможности, которыми каждый наделен от рождения. Этот неизбежный раскол – общее для всех состояние. Единственное, что отличает нас, – насколько этот раскол глубок, к каким патологиям может привести и как далеко уводит от задачи души.

Конечно же, у нас и в мыслях не было воспроизводить снова и снова прежние травмы своей истории. Мы никак не ожидали тех симптомов, что накладываются на сознание, и не стремились к конфликтам, постоянно возникающим между добрыми намерениями и тем, как наши поступки реально отразились на других людях. Но когда размышляешь о тех паттернах, что проявляются в личной истории, тогда понемногу начинает открываться и то, что существуют другие силы, активно работающие вне пределов сознания. И ничего не остается, как в удивлении развести руками: «Так чьей же жизнью я продолжал жить все это время?»

Если это не наша жизнь, тогда, если можно так сказать, с чьего плеча она нам досталась? Однако мы – единственный персонаж, который появляется в каждой сцене, поэтому в конечном итоге и спрос будет только с нас. В большинстве случаев мы живем непрожитой жизнью своих родителей. То, на чем они споткнулись в свое время, может поджидать и нас на пути. Или же мы мучительно будем стараться превзойти их ограничения, дистанцироваться от конкретной проблемы по ходу уже нашего путешествия. Неся бессознательную жизнь семьи, мы в большинстве случаев несем в себе и программу повторения паттерна, стремимся компенсировать его или найти выход в неком «плане исцеления» вроде аддиктивных привычек, трудоголизма или бездумного уклонения от задачи души, которую приносит с собой жизнь.

Задача освободить свою жизнь из-под власти тех многообразных сил, которые так или иначе оказывают на нее влияние, становится безотлагательной. И начинать нужно с принятия ответственности за свою жизнь. Если вам не нравится то, как вы живете, – сделайте все от вас зависящее, чтобы начать жить по-другому, но не обвиняйте других, даже если они неправильно поступили с вами. Вы – взрослый человек, и за вами остается право на взрослые поступки. С себя и ни с кого другого нужно спрашивать за то, какой жизнью вам приходится жить.

Поразмыслите над этими вопросами в свете трех фрагментов сна, который недавно увидел мужчина сорока с лишним лет, всю свою взрослую жизнь проработавший в сфере продаж. Его отношения с женщинами не отличались постоянством, не перерастали в прочную связь, а коммерческий успех не приносил чувства удовлетворения. Единственным его утешением оставалась музыка (что неудивительно, учитывая его немалый талант и страстную увлеченность игрой на гитаре).

Я в просторной гостиной, обставленной в викторианском стиле. Все выглядит так, будто в ней проходит какая-то консультация или экзамен. Он, как мне казалось, должен быть индивидуальным, однако в комнате присутствуют и другие люди, и это меня раздражает. Мы сдаем контрольные работы, и моя работа получила хорошие оценки.

Я замечаю высокую женщину. Она мне кажется умной и понимающей, но при этом отстраненной и недоступной. Меня начинает тянуть к ней. Мне кажется, что она занимается проституцией, по крайней мере, на жизнь зарабатывает и этим тоже. Это меня огорчает, и одновременно я стараюсь показать, что поощряю это ее занятие. Я боюсь, что она узнает, насколько я не воспринимаю ее такой.

Я держу в руках пластинку: это современная авангардная музыка. На конверте пластинки – какие-то картинки. Внезапно они оживают и начинают двигаться.

Даже после многих десятилетий аналитической практики меня не перестает удивлять и даже поражать сила некоего психического центра в каждом из нас, что порождает такие убедительные образы и выдает их нашему сознанию. Способен ли кто-нибудь придумать что-то такое сознательно? И все же мы переживаем еженощно подобные драмы, чтобы воплотить их в жизнь при свете дня, поскольку эти и подобные им интрапсихические образы управляют и нашим настроением, и нашими поступками. Мы, в конечном итоге, – существа мифологические. И наши мифологические движения проявляются как реакция на те силовые поля, пульсация которых ощутима даже под поверхностью вещей. Поэтому давайте рассмотрим этот сон поподробнее.

Помните, в чем заключалась проблема этого человека: успешный в бизнесе, в жизни в целом, если считать деньги мерилом успеха, в личной жизни он никак не мог достичь постоянства. Его общее настроение явно свидетельствовало о депрессии, граничившей с эмоциональным срывом. Теперь взглянем на образы из сна.

Фрагмент первый помещает его в викторианскую обстановку, иначе говоря, в атмосферу старого дома. Все мы живем в таких старых домах, поскольку дом – символ резидентной эго-структуры, ценности и сценарии которого даже по прошествии поколений продолжают управлять обстоятельствами и поступками ныне живущих. В контексте этой заряженной истории усиленное желание разобраться во всем дает о себе знать: мужчина, видевший этот сон, предпринял сознательное решение о психотерапевтической работе. И хотя сеансы психотерапии, конечно же, сосредоточены на его настоящем, они естественным образом затрагивают и образы личной истории, которые мы сохраняем в себе. Поскольку же они постоянно переплетаются с сознательной жизнью, он испытывает раздражение. В то же время он, то есть его эго-сознание, ощущает, что он неплохо сыграл теми картами, которые сдала ему жизнь. Под каким углом ни смотри, как ни оценивай его успехи, у него везде хорошие показатели. (С позиции материалистической культуры, он в полном порядке. Его болезненные переживания всецело находятся в психологической плоскости.)

Фрагмент второй – его отношения с внутренним миром (с тем, что Юнг называл anima – «душа»), компенсаторным по отношению к его внешней маскулинной идентичности и роли. Он испытывает влечение к этому аспекту своей психической жизни, однако узнает, что тот связан с проституцией. Его внутренний раскол становится еще более очевидным, когда он одновременно порицает торговлю своей внутренней жизнью и в то же время старается показать свое одобрительное отношение к проституции. В действительности он вообще боится затрагивать эту тему (ведь и так ясно, что мужчина должен быть добытчиком, работать локтями, лезть напролом и т. д.).