Россия и Китай. Две твердыни. Прошлое, настоящее, перспективы - Олег Матвейчев

О.М.

Вот-вот! Много показного потребления! И это не только ворохи наличности – это и крутые тачки, чуть ли не малиновые пиджаки. Все атрибуты «новых русских» девяностых годов. И это не единственное сходство с нашим обществом образца девяностых.

Мы ведь помним, с чего начинался развал Союза. Это борьба с коррупцией. Гдляны и Ивановы, хлопковые дела. Китайцы сегодня могут наступить на те же самые грабли. Си Цзиньпин сейчас ведет активную борьбу с коррупцией, расправляясь при этом, возможно, и с какими-то враждебными кланами, и с реальными коррупционерами, но побочным образом происходит и дискредитация государства. И чем более показной является эта борьба с коррупцией, тем больше недоверия будет между огромным, более чем миллиардным китайским обществом – и государством. И нужно напомнить китайскому руководству слова мудреца, который сказал, что печалиться о государстве нужно в мыслях, но не вслух. Горбачевщина для Китая опасна!

У китайцев есть традиционная система управления – помнишь, ее описывает китайский инвестор Эрик Ли в «Сказке о двух политических системах»? И мы об этом в книжке с тобой написали – это когда человек занимает свою должность, свое место под солнцем, лишь доказав свою профпригодность на экзамене, пройдя через много сит, убедив всех в своей не просто работоспособности, но – исключительности. К этому китайцы готовятся сызмальства. Не удивительно, что они все время побеждают на международных школьных олимпиадах по самым важным предметам. Не удивительно и то, что у китайских студентов репутация – чуть ли не роботов. По сравнению с китайскими студентами наши – лентяи, они мало учатся, больше тусуются, «пытаются взять от жизни всё».

А.Б.

По Фейсбуку не далее как совсем недавно гуляли фото кастинга в китайские стюардессы. Это что-то! На одно место – почти сто девушек, и отбор они проходят такой, как если бы они одновременно претендовали на место в отряде космонавтов, профессоров Гарварда и в финале Мисс Мира! Нашему менталитету это, как минимум, удивительно!

Претендентки на должность стюардессы проходят в Китае очень жесткий отбор

О.М.

Различия в менталитете китайцев и русских все равно кроятся, прежде всего, в языке. Иероглифический язык – исключительный (исключающий). Этот язык неспособен взять в себя ни одного иностранного слова, в этом смысле он очень националистичен. Вот, например, моя фамилия Матвейчев состоит из нескольких иероглифов. Первый иероглиф обозначает лошадь, второй – особенно или очень, третий имеет несколько разных значений в зависимости от сочетаемости – это либо большой, либо полотно какое-то. И, наконец, два последних иероглифа – это резать и мужчина. Все вместе – что-то вроде «Лошадь – очень большой мужчина». То же самое и с любой другой фамилией. У них нельзя сказать «ксерокс» или «айфон», как мы говорим – непосредственно слово, а надо переводить на китайские иероглифы. Эта особенность языка приводит к тому, что если китайцы и могут строить какую-то империю, то только империю для себя, националистическую, ханьскую империю.

А русский, наоборот, – совершенно синтетический язык, который может включать в себя слова из любых других языков. И дает открытость нашему менталитету, открывает дорогу новым веяниям. И какие-то идеи, и новые люди и слова, разные этносы, разные нации и то отличительное, что видел у русских Достоевский, когда говорил о Пушкине: «Русские – это всечеловеки». Или как Блок писал:

Нам внятно все – и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений.

Об этом свидетельствует и то, что у нас мощные школы и востоковедения, и изучения западной культуры, что русский образованный человек легко назовет не менее чем по десятку имен музыкантов, писателей, поэтов почти из любой страны. А в том же Китае вряд ли многие так смогут.

Хотя то, что в советские времена в китайскую систему образования вошло, им известно. Например, одной из самых популярных и продаваемых книг в Китае является роман Островского «Как закалялась сталь». Другое дело, что те, советские, идеалы остались в прошлом.

Но это единичные случаи. Факт есть факт: серьезно нашей историей и нашей литературой в Китае не интересуются. Между тем, ситуация «Империи ученых», когда каждый чиновник – поэт, является идеалом для любого государства. Если что и заимствовать у Древнего Китая – это ту ситуацию, когда государством управляют философы, поэты и каллиграфы, которые точно не будут интересоваться ничем материальным, а все, что их интересует – это справедливость, воля Неба, законы.

А.Б.

Но как же этого добиться?

О.М.

Через внедрение особых образовательных стандартов. Китайцы пусть уж сами решают, что им делать, а в России это вполне реализуемо.

Философ Александр Секацкий некогда написал шуточную книгу «Два ларца», якобы состоящую из шпаргалок китайских студентов – юристов, чиновников, где они разбирают всякие казусы и несколько их возможных решений: классическое; предложенное таким-то мудрецом и предложенное таким-то другим мудрецом. Все они формально противоречат друг другу, но студент все их должен знать. Это ни что иное, как благородная софистика. Кажется, что люди занимаются перестановкой слов и игрой смыслов, но на самом деле именно такая атмосфера способствует эффективному управлению, она абсолютно антикоррупционна, воспитывает народ.

А.Б.

Ну, хорошо. Мы, россияне, можем с большой для себя пользой перенять у китайцев их древний, веками себя зарекомендовавший метод отбора людей во власть, их экзаменационную систему с ее антикоррупционным потенциалом, уже на входе, что называется, предотвращающие саму возможность коррупции. А вот у нас китайцы могут чему-либо поучиться? И про Китай, и про Россию всегда говорили, что это те самые страны, которые могут выступать для других только негативным примером. Посмотрели на нас, ужаснулись, и решили, что так делать нельзя. У Чаадаева есть такое, да и не только – вплоть до Жванецкого. В Китае, говорят, вышел учебник для высшего руководства страны – как не допустить ошибок СССР, приведших к его развалу? Или мы для Китая тоже, как для так называемых «цивилизованных стран», можем выступать только в категории «как нельзя»?

О.М.

У России китайцы могут найти то, что они утратили у себя. А именно – презрение к материальному, стремление к гармонии духовного и плотского, открытость ко всему новому и отвагу в стремлении к неизведанному.

Опять же Секацкий написал такой текст – «Чжуан-цзы и даос Емеля». Емеля – один из любимейших персонажей русских сказок, который лежал на печи, надеялся на авось, пойманную щуку не съел, чтобы голод утолить, а проявил добросердечие. Определенный этический идеал закладывается в этой сказке – доброта и благородство. А ведь щука – возьми и окажись волшебной. Разрешила ездить на печи (печь в индоевропейской культуре – сакральная вещь), дала возможность исполнять желания. Что тут, как не традиционная китайская философия недеяния? Емеля – стихийный даос – оказывается инноватором, победителем. Это свойственно нашему раздолбайскому характеру. Недаром он идеал наших сказок.