Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли - Авнер Грейф

Альтернативные формы поведения, определение новых правил в коллективном процессе принятия решений и планомерное введение организаций – распространенные проявления этого механизма. Подобное институциональное изменение часто проявляет себя в целенаправленном усилении (преимущественном введении усиливающих институциональных элементов), которое обычно осуществляется постепенно. Институциональное изменение примет в этом случае форму восстановления прежнего поведения, которое, однако, будет усиливаться другими институциональными элементами. Именно это мы видели в организационной эволюции института купеческих гильдий.

Подобно целенаправленному усилению, которое должно противодействовать ожидаемому самораспаду института, существование определенного института может вызвать скоординированные действия, направленные на его подрыв и установление другого самоподдерживающегося поведения.

Подобный скоординированный подрыв отражает следующее: ни один индивид, недовольный существующим институтом, не может изменить его, однако благодаря индивидам, действующим коллективно, такое изменение возможно[159].

Например, они могут подорвать институт, объединяя свои ресурсы и используя их для увеличения выигрышей, получаемых другими людьми, следующими той форме поведения, которую они хотят институциализировать. Ресурсы необходимы, потому что институционализированное поведение – это наилучшая реакция каждого, и чтобы подтолкнуть человека к усвоению пока еще не институционализированного поведения, необходимо поменять мотивацию (например, изменяя убеждения, относящиеся к последствиям этого поведения).

Как только поведение достаточно большого числа людей сдвигается к новому самоподдерживающемуся поведению, лучшим ответом всех остальных будет принятие этой формы поведения. Предыдущий институт подорван, и происходит институционализация нового поведения. Как только достигнут такой результат, необходимость в трате ресурсов на стимулирование этого поведения может отпасть.

Чтобы проиллюстрировать этот динамический подход к институциональным изменениям, я дам оценку опыта Венеции и Генуи эпохи зрелого Средневековья, анализируя политический режим каждого города как институт, сформированный из следующих элементов: организация структур управления; правила выбора лидеров и поведения; нормы, правила и убеждения, разделяемые гражданами[160].

Жители поселений вокруг Венецианской лагуны основали Венецию в качестве отдельного политического образования в 697 г.; а жители Генуи организовались в общину около 1096 г. К середине XIV в. Венеция и Генуя стали двумя наиболее успешными в коммерческом отношении морскими городами-государствами Итальянского полуострова.

Возвышение обоих этих городов отражает возможности торговой экспансии, обеспеченные морским и военным упадком мусульманских и византийских сил в Средиземноморье, особенно в XII в. В этот период оба города оказались в политическом вакууме: ни Византийская империя (отстаивающая свою власть над Венецией), ни Священная Римская империя (претендовавшая на Геную) были не в состоянии по-настоящему вмешиваться в локальные политические процессы.

В результате упадка центральной власти в обоих городах важнейшими элементами социальной организации стали кланы и династии [Hughes D., 1978]. Как отмечает Херлихи, «семья в форме корпорации или консорциума с большим успехом, нежели нуклеарное домохозяйство, могла защитить свое богатство и статус… [что усиливало] семейную солидарность, по крайней мере в среде аристократических классов» [Herlihy, 1969, p. 178]. И в Генуе, и в Венеции наиболее сильные кланы согласились на политическую кооперацию, необходимую для отстаивания их экономических интересов[161]. Итоговые политические институты регулировали особого рода транзакцию: они мотивировали членов сильных городских кланов и семей делегировать политические полномочия и ресурсы в обмен на политический порядок и экономические выгоды от коллективного действия.

Политическая организация в Генуе и Венеции внешне кажется одинаковой. Оба города управлялись олигархиями, политические лидеры de jure избирались всеми гражданами и подчинялись закону. На вершине венецианской политической системы стояли дож и герцогский совет. Генуя сначала управлялась консулами, а после 1194 г. – одним или несколькими представителями исполнительной власти, называемыми podesta (власть), и советом ректоров. Политические институты, установившиеся в Венеции и Генуе с конца XII в., в равной мере могли поддержать межклановую кооперацию, которая первоначально подстегивала коммерческую экспансию и способствовала политическому порядку.

Несмотря на эти сходства, истории двух городов сильно отличаются. Венеция оказалась способной поддержать политический порядок в меняющемся экономическом окружении и мобилизовать ресурсы для обеспечения экономического процветания даже после упадка торговли с Дальним Востоком. На протяжении этого периода привязанность членов общества к клановой структуре постоянно снижалась. Напротив, в Генуе политический порядок часто нарушался, что способствовало экономическому упадку города. При этом социальная и политическая значимость кланов постоянно росла.

Как объяснить различие в траекториях этих городов, обладавших сходными начальными условиями, внешними возможностями и базовыми политическими структурами? Чтобы понять эти истории и их долгосрочные последствия, я предлагаю изучить институты этих городов. Происхождение двух различных институтов Генуи и Венеции не является главным вопросом нашего анализа. И все же институциональные отличия, которые объясняют относительный успех Венеции, вероятно, отражают институциональное наследие поста дожа, изначально более равное распределение межклановой военной мощи и богатства, а также наличие ряда талантливых лидеров, которые координировали и развили определенные элементы институтов Венеции.