Никогда не называй это любовью - Дороти Иден

– Чарлз! Никогда, повторяю, никогда не делай этого! Никогда! Мы же уже обсуждали это прежде и, полагаю, не раз еще будем возвращаться к этому, но мой ответ всегда будет одним и тем же. Я не позволю тебе уехать!

– Даже если возникнет скандал со вторым Дилком? – грустно усмехнулся он.

– Да! И даже если тебе придется встретиться лицом к лицу со своими врагами! Я знаю, что этого не миновать. Поскольку в противном случае ты умрешь. Ты начнешь сам себя истязать своим же презрением и доведешь себя до смерти.

– Кэт, дорогая, мы об этом тоже уже говорили.

– О, знаешь, у меня длинная шея. И я сумею высоко держать голову.

Он склонился над ее рукой, поцеловал и долгое время не выпускал из пальцев.

– Значит, скажи мистеру Индеруику, чтобы он больше не занимался этим вопросом.

– А мне так хочется, чтобы ты и мои дети стали по-настоящему Моими.

– Но наш дом, где бы он ни был, всегда будет полон призраков, – грустно проговорила она. – Полагаю, ирландцы лучше разбираются в призраках, нежели кто другой.

– Да. Призраки преследуют меня даже сейчас. – Неожиданно он резко поднялся, словно сбросил с себя тяжелую ношу. – Будь проклята эта моя противоречивость! Будь проклята одержимость моей страной!

– И будь проклята я, – добавила Кэтрин. – Но мне от тебя ничего не нужно, кроме тебя самого. Сядь, дорогой. И почитай мне.

Он медленно сел, но все его тело по-прежнему было напряжено до предела.

– Что тебе почитать?

– Что-нибудь из Джона Донна… «Остерегись любить меня теперь: опасен этот поворот, поверь».

Медленный тихий голос, колыхающееся пламя камина, приглушенный свет газовой лампы – все навевало беспредельное спокойствие и невыносимую печаль.

Но вместе – и люби, и ненавидь,

так можно крайность крайностью смягчить;

люби – чтоб мне счастливым умереть,

и милосердно ненавидь любя…[35]

В августе 1885 года парламент был распущен до Главных выборов, которые должны были проводиться в 1886 году.

В ноябре, когда сиреневые туманы повисли над деревьями парка и первые морозы покрыли инеем траву, Кэтрин родила еще одну девочку.

Назвали ее Франсес, а уменьшительное имя дали Кэти. Все женщины в доме тепло встретили новорожденную. Вилли, к облегчению Кэтрин, уехал, и Чарлзу ненадолго выпала возможность посещать Кэт, хотя он с головой погрузился в избирательную кампанию. Было очень важно вернуть к власти либералов, притом, что Чарлз совершенно не сомневался, что консерваторы не будут особенно выступать против билля о гомруле. Какая бы партия ни победила на выборах, ирландские националисты численностью в восемьдесят шесть человек сумеют поддерживать равновесие власти. Положение было сложным и напряженным.

Но не для Вилли. Мистер Гладстон и его партия были переизбраны, но, находясь весьма далеко от кресла главного секретаря, Вилли понимал, что его не переизберут даже на его бывшее место в графстве Клер. Он всегда был непопулярен в ирландской партии, что вовсе не удивительно, поскольку Вилли открыто презирал и высмеивал ее членов за их неуклюжие манеры и неумение одеваться. Более того, Вилли заявил, что он радуется отсутствию необходимости сидеть вместе с этими непризнанными гениями. В самом деле, один из раздраженных членов ирландской фракции, отвечавший О'Ши в полной мере презрением, как-то поздно вечером подстерег его в вестибюле парламента, намереваясь прикончить. Но глупый малый изрядно накачался до этого виски и поэтому пребывал в таком состоянии, что был не в силах причинить кому-нибудь вред. Это событие могло бы только поддержать Вилли в его осуждении неуправляемого поведения членов ирландской партии, если бы он сам не вел себя слишком по-дурацки, упрямо, делая все наоборот.

И он публично отказался от данного прежде обещания придерживаться партийной политики. Это выглядело так, будто он разделял чувства королевы, которая после выборов записала в своем дневнике следующие ядовитые слова: «Мистер Гладстон продолжает утверждать, что никто не смеет сомневаться в ирландской позиции, если самим ирландским народом были избраны восемьдесят шесть человек в защиту гомруля. Однако я заметила, что этими людьми оказались главным образом те, кто пользуется весьма дурной славой, были избраны они по приказу Парнелла, а вовсе не представляли всю страну». Безусловно, Вилли не причислял себя к людям, пользующимся дурной славой, но то, что он лишился своего места, оставалось фактом, и посему он намеревался чинить различные неприятности до тех пор, пока не добьется своего поста. Хотя правдой было и то, что при помощи лорда Ричарда Гроувнора, мистера Гладстона (Кэтрин написала обоим) и при поддержке мистера Парнелла Вилли оставался представителем в одном из ливерпульских округов, но для Вилли это было полным поражением. Поэтому он выискивал другую возможность выделиться. Великий и могущественный мистер Парнелл должен добиться для него места в Ирландии, несмотря на то что он публично отказался от обещания поддерживать партийную политику.

И вот он прибыл в Элшем, чтобы уведомить об этом Кэтрин. Он развалился в кресле напротив камина, поставил рядом графин с портвейном и произнес не без радостных ноток в голосе:

– Что ж, Кэт, время пришло! Парнелл должен кое-что сделать для меня.

– Да как же он может это сделать, если ты сам уничтожил все свои шансы на успех? – вспылила Кэтрин. – Тебе не следовало публично отказываться от обещания поддерживать политику своей партии. Ведь в итоге ты стал еще больше непопулярен среди ее членов.

– Ничего подобного. Я парень популярный, – обиженно заявил Вилли. – Поговори обо мне с Парнеллом. Используй свои методы убеждения. Если я не ошибаюсь, они могут быть весьма эффективны.

– Вилли, умоляю, не беспокой его сейчас. Выборы отняли у него столько сил! Он находился в постоянном напряжении. Он вымотан, измучен. Пусть пройдет несколько месяцев. Пусть все уляжется.

– А тем временем прикажешь мне ходить поджав хвост! Ну уж нет! Я не намерен следовать твоему совету, дорогуша! Я желаю, чтобы для меня было что-нибудь сделано. И немедленно! – С этими словами он несколько раз грохнул кулаком по столу с такой силой, что графин и стакан задребезжали. – Я не собираюсь походить на неуклюжих идиотов, каких полным-полно среди моих приятелей-земляков. Кстати, на моей стороне Чемберлен. Я получил от него письмо. Сейчас прочту его тебе.

Он вытащил из внутреннего кармана сложенный листок бумаги и развернул его.

– «Учитывая нынешнее положение дел, далеко не блестящее, я весьма сожалею, что Вы не остались на своем посту. Как Вы считаете, есть ли какая-нибудь возможность для Вас занять одно из вакантных мест, которое возникнет в результате двойных выборов в Ирландии? Безусловно, ирландская партия заинтересована в постоянно открытых каналах связи с лидерами либералов, не так ли? Не сможете ли Вы добиться от мистера Парнелла, чтобы он сделал Вас экзекватурой[36]. По-моему, это самое малое, что он мог бы сделать для Вас после всего, что Вы сделали для него.