Лучше не бывает - Айрис Мердок

От тела Джуди исходил слабый запах. Он не был неприятным, смесь сладостей и косметики. Он посмотрел на ее лопатки, но увидел груду мертвых голубей. Он открыл рот и поглощал запах Джуди. Он почувствовал опять люциферическую легкость и увидел написанное почерком Рэдичи, поперек голых плеч Джуди, послание: «Делай что хочешь — в этом весь закон».

В то же самое время Дьюкейн внутри был совершенно холоден. Холодный наблюдатель внутри него видел эту сцену и знал, что он не должен далее мимолетно прикасаться к шелковой золотой спине Джуди Мак-Грат. Он думал, что она знает: я не притронусь к ней. Она знает, что я этого не сделаю, возможно, она предполагает, что я не могу. Он опустил руку и притронулся вместо Джуди к самому себе — сдерживая себя и успокаивая.

Я — настоящий гроб повапленный, думал Дьюкейн. Я запутался в отношениях с двумя женщинами и скомпрометировал их, одной я не принес счастья, а для другой был просто катастрофой. Я приношу зло в мир, как Мак-Грат. Я не могу пожалеть несчастных и подарить надежду и покой проклятым. Я не чувствую сострадания к тем, чьим судьей я себя считаю. Я даже не могу заключить эту девушку в свои объятия. И это не потому, что так велит долг или не ради нее, а ради моего представления о себе как о незапятнанном существе, из-за моего представления о себе как о творящем добро, эта идея всегда во мне, как бы мерзко я себя ни вел.

— Вставайте, Джуди, — сказал Дьюкейн мягким тоном, отворачиваясь от кровати. — Вставайте, девочка. Одевайтесь. Пора домой. — Он оглядел комнату. Легкая невесомая груда белья лежала рядом с одним из стульев. Летний наряд Джуди, вышитый зелеными и голубыми цветами, висел на спинке стула. Дьюкейн поднял мягкое, пахнущее духами нижнее белье и бросил его на кровать. Джуди перевернулась и застонала.

— Я ухожу в ванную, — сказал Дьюкейн. — Чтобы вы были одеты, когда я вернусь.

Он вышел в ванную и запер дверь. Он открыл кран. Пригладил пышные волны темных волос и пристально посмотрел на свое лицо в зеркале. Его лицо было загорелым, сияющим, потным. Глаза как будто были навыкате и пристально смотрели на свое отражение. Он высунул язык, широкий и похожий на лопату. Он слышал, что в спальне происходит какое-то движение. В дверь осторожно постучали.

— Я уже готова, — сказала Джуди. Она оделась. Голубое и зеленое платье тесно обхватывало ее тело. Ее груди, думал Дьюкейн, о, ее груди, всего лишь мгновение назад я мог ласкать их. И он подумал: как она красива в одежде. Было похоже, как будто они только что занимались любовью, и теперь он чувствовал себя умиротворенным, а страсть, явилась под покровом нежности, как это бывает при виде одевшейся возлюбленной.

Он быстро прошел мимо нее и открыл дверь спальни.

Послышался какой-то шум, и на лестнице появился Файви, он посмотрел Дьюкейну в лицо в полутьме лестницы. Файви был одет в черные брюки и белую рубашку и напоминал своим видом лидера какой-то балканской революции. Он стоял с бессознательно вызывающим видом, откинув голову и крутя усы рукой.

Дьюкейн сказал, верней, почти закричал:

— Файви, как это прекрасно, что ты еще не спишь. Ты можешь вывести машину и отвезти эту даму домой.

— О, но… сказала Джуди, отступая обратно в комнату.

— Давайте уходите, — сказал Дьюкейн. Не касаясь ее, он обошел ее сзади и вынудил ее выйти. Он включил свет на лестнице.

— Доброй ночи, — сказал Дьюкейн. — Мой слуга отвезет вас домой. Файви, иди заведи машину. Миссис Мак-Грат подождет тебя у входной двери.

— Очень хорошо, сэр, — сказал Файви с видом, исполненным достоинства. Он спустился по лестнице.

— Спускайтесь, — сказал. Дьюкейн Джуди. — Я останусь здесь. Ждите Файви у дверей. Он сейчас будет. Спокойной ночи.

— Вы на меня не сердитесь? Мы увидимся еще? Пожалуйста?

— Спокойной ночи, дитя мое, спокойной ночи, — сказал Дьюкейн, указывая ей путь.

Она медленно прошла мимо него и стала спускаться. Через минуту он услышал шум мотора и хлопанье передней двери.

Дьюкейн вернулся в спальню, закрыл дверь и запер ее. Минуту он постоял, ничего не ощущая. Затем он осторожно опустился на пол и, закрыв глаза, прижался к нему лицом.

— Разве это не забавно узнать — кукушка в Африке не кукует! — сказал Эдвард.

— Генриетта, ты выпустила жабу из ванной? — спросила Мэри.

— Я хотела приручить ее, — сказала Генриетта, — люди могут приручить жабу.

— Ты выпустила ее из ванны?

— Да, она снова в саду.

— Кукушкам трудно сидеть на земле, — сказал Эдвард. — У них две лапы направлены вперед, а две назад. Я вчера видел одну, как раз после того, как мы видели тарелку…

— Не разбрасывай вещи, Эдвард. Если ты так ценишь «Охоту на ос», то почему ты положил на нее мармелад?

— Слушай, она поет теперь иначе, — сказал Эдвард. — Кукушка в июне меняет мелодию. Слушай.

Далекое, гулкое «ку-ку, ку-ку» проникло в открытое окно кухни.

— Я бы хотела, чтобы пошел дождь, — сказала Генриетта.

— Идите погуляйте, — сказала Мэри, — и возьмите Минго с собой. Он крутится у меня под ногами.

Близнецы вышли. Генриетта толкала брата впереди себя. А сзади плелся Минго, слабо помахивавший хвостом в сторону любого, кто обратит на него внимание. Монроз опять занял, свернувшись клубком, комфортабельное место в корзинке и наблюдал за их выходом, явно засыпая. Кот не был приверженцем раннего подъема.

— Кажется, мы тоже крутимся у тебя под ногами, — сказала Кейт. — Вставай, Джон, пойдем в сад, хорошо? Какое райское утро. Господи, как хорошо возвращаться домой!

Кейт подняла свою испанскую корзинку и через неприбранный холл направилась на лужайку перед домом. Теплый утренний воздух обнял ее, плотный и экзотический в сравнении с прохладой, царившей в доме, полный запахов и испарений, пробужденных уже давно поднявшимся солнцем, хотя с точки зрения людей еще было раннее утро в лесистых холмах и спокойном море.

— Ты слышал сегодня кукованье старой кукушки в четыре часа утра? — спросила Кейт. — Надеюсь, она не разбудила тебя.

— Я сам проснулся.

— Уже прошел самый долгий день, ведь правда? А середина лета будто все длится и длится.

— Безумие середины лета.

— Что?

— Ничего. Это сумасшедшее время года.

— Сумасшедшее и прекрасное. Надеюсь, мы тебя не разбудили своим приездом. Октавиен страшно шумел.

— Нет.

Дьюкейн приехал в Трескомб вечером, а позже Кейт и Октавиен вернулись из Танжера. Сегодня была пятница, и Октавиен уже должен был срочно уехать в Лондон на важное совещание.

— Бедный Октавиен, ему пришлось поторопиться. Он едва успел поздороваться с тобой.

— Хм.