Тень воина - Владимир Перемолотов

Впереди голубое небо и светло-синее море разделила полоска желтоватой земли. Ковер снизился, и полетел прямо над волнами, забирая вправо.

— Вон та скала, — тихо, словно этот странный человек мог их услышать, произнес Эль-Варди. Игнациус посмотрел. Прямо из моря, уступами, словно застывшие на бегу гигантские волны, на сушу поднимались скалы. Гаврилу пока видно не было, но сейчас он наверняка либо летел вниз, на камни, либо уже отскребал ожившую плоть от камней и готовился снова повторить свой никому не нужный безумный подвиг.

Игнациус махнул рукой в бок, и ковер повернул в сторону, чтоб раньше времени не попасться на глаза безумному славянину. Только там, скрывшись за небольшим песчаным мысом, Игнациус выбрался на берег. Он перебросил на берег связку деревянных колышков, меч на перевязи, да мешок с походными мелочами, без которых странствующему воину, за которого он хотел себя выдать, выходить в путь просто неприлично. Эль-Варди помог ему, и он поблагодарил его, кивнув.

— Спасибо… Теперь я сам.

С этого мгновения начиналась совсем другая жизнь. Митридан мог оказаться за спиной в любой момент и отнюдь не с пустыми руками… Быть им узнанным Игнациус не боялся — не полагаясь на личины или прицепленные бороды маг, не пожалев ни себя ни времени попросту слепил себе для такого случая новое лицо и придумал шикарную легенду, в которую поверит и самый привередливый колдун. Делалось это отнюдь не для Гаврилы. Узнает его журавлевец, или нет — дело десятое. А вот мерзкий колдун Митридан о том, с кем ему придется встретиться догадаться никак не должен. Не должна рыба догадаться, что червяк — не просто червяк, а наживка.

Взобравшись на холм, он окинул взглядом горизонт. Ковёр уже превратился в черточку, и волшебство пополам с ветром несли его к дому. Самое легкое было сделано.

Сосредоточившись, Игнациус произнес заклинание, запирающее его Силу в стеклянный пузырек. Несколько мгновений он с вполне человеческим удивлением смотрел на склянку в руке. Только что пустой и прозрачный, он словно наполнился туманом или паром, в котором изредка вспыхивали маленькие цветные звездочки. После этого ни один колдун и ни один маг, а значит и Митридан, не смог ли бы определить, что он из их числа. Это было хорошо, но зато теперь его защитой была не магия, а только руки и меч. Игнациус положил руку на рукоять.

— Надо рискнуть… — прошептал он. — Кто не рискует — живет долго, но не там где хочет…

Стоя на вершине скалы, Гаврила смотрел, как Солнце потихоньку уходит под воду. Оно, словно раскаленный в горниле лемех, медленно покрывалось водой, и даже, казалось, просвечивало сквозь неё. Гаврила вспомнил запах горелого металла, шипение пара и веселые прибаутки щербатого деревенского кузнеца, клещами топившего раскаленное железо. Пить больше не хотелось. Он чувствовал, что напился воды на десять дней вперед. Теперь он был не прочь, и наесться на столько же и прикрыть наготу, только вот сделать это было труднее, чем напиться.

Вода, которую он отыскал в расселине, не была похожа ни на что виденное им раньше.

Воскреснув и успев и прийти в себя, он увидел, как на его глазах портки словно бы сгнили, разъехались в руках, расползлись под пальцами осклизлыми хлопьями, и теперь он стоял, замотав чресла тем, что от них осталось, и думал, как выбираться из этих неприятностей. Нужно было либо идти к людям, либо ждать, когда они сами придут к нему.

Он еще не успел решить, как поступит, как из-за виднокрая, загороженного близким песчаным холмом, показался человек и вопрос решился сам собой. Человек шел один. Гаврила немного подождал, не покажется ли еще кто, но Судьба, видно решила, что ему и одного человека за глаза хватит. На мгновение Масленников задумался — прыгнуть вниз, как он делал это полтора десятка раз или спуститься, как нормальный человек и все же решил спуститься. Страха высоты в нем уже не было, но жалко было остатки портков. Если что, пришлось бы обходиться даже без повязки на чреслах.

Внизу он набросил покоробившуюся от морской воды, но сухую волчёвку и поспешил навстречу пришельцу.

Человек вышел на него именно там, где он его ждал. Гаврила сперва посмотрел на рукоять меча, торчащую над левым плечом, и только потом — в лицо. Человек казался немолодым, но опасным.

«Наёмник… Или воин не из простых…» — подумал Масленников. — «А ну как драться полезет?» Мысль мелькнула и пропала, не вызвав страха. Но пришелец драться не полез. Он остановился шагах в двадцати и спокойно посмотрел на Гаврилу. Масленников уже повидал разных людей и понимал, что встречный смотрит на него хоть и с высокомерием, но без вызова, словно изначально знал, что журавлевский смерд ему не ровня.

— Мир тебе, путник… — сказал, наконец, он.

— И тебе мир, — отозвался Гаврила. Гость сбросил на песок мешок, связку деревянных колышков и уселся на песок.

Он вытащил из мешка баклажку с водой и присосался.

Жара брала своё. На лице гостя проступили крупные капли пота. Он смахнул их тыльной стороной ладони и протянул баклажку Гавриле. Тот отрицательно качнул головой и опасливо отодвинулся. Запах пота еще не долетел до него, но он знал чем это обернется и поднял ладонь, стараясь угадать откуда дует ветер.

— Спасибо, добрый человек…

Тот не понял, придвинулся поближе.

— Держись от меня подальше, — остановил его Гаврила движением руки.

— Это почему? — заносчиво спросил пришелец. Видно было, что он не дурак подраться. Скрывать Гавриле было нечего.

— Я как мужской запах чую — сам не свой делаюсь.

— Содомит, что ли? — оживился воин, берясь за меч.

— Журавлевец… — не поняв этого оживления, отозвался Гаврила. Он вспомнил избу, длинные княжеские руки и, вздохнув, поправился. — Вообще-то с Киева я…

Гость слегка разочарованно вдвинул меч в ножны и тоскливо сказал.

— Не бойся. Я теперь как мужчина уже и не пахну.

Гаврила наклонил голову. Порыв ветра донес до него странный запах нездешних цветов.

— Это как так?

— А так…

Он не захотел говорить дальше об этом.

— Меня зовут Перетрий Митрофади…

Гаврила понял, что сказано это было явно, без желания его поразить. Просто назвался человек, однако это имя отозвалось в Гавриловой голове эхом воспоминания. Где-то он уже слышал это имя…

— Что-то я о тебе слышал, — сказал Гаврила. — Не помню что…

Гость пожал плечами. Причем пожал так, что неясно было, то ли его все кругом знают, то ли никому его имя неизвестно.

— Мне про тебя, один человек рассказывал!

— Кто?

Масленников вспомнил все и даже запах в подвале.

— Патрикий Самовратский! Мы с ним в одном уздилище сидели!

Перетрий кошкой отпрыгнул от него и выхватил меч. Два движения у такого молодца должны были слиться в одно — видал Гаврила как знающие люди такое делают — а тут не вышло.