Заноза Его Величества. Книга 2 - Елена Лабрус

Звук его шагов гулко разносится по гостиной.

— Георг! — кричу я его удаляющейся спине, но он не останавливается. — Георг!

Бесполезно. Коснувшись рукой стены, он поворачивает в коридор и уходит.

— Дарья Андреевна? — вопросительно трещит в воздухе крылышками фей.

— Никуда я не пойду, — сажусь я обратно. — Но вы же в курсе, что не Барт, а Эрмина…

— Дарья Андреевна, — приземляется фей рядом со мной на стол. — Дело не в свитере, не в вещах, и даже не в том, что сделал или не сделал генерал Актеон. — Он понижает голос. — Дело в ветрянке. Его Превосходительство переболел, Катарина тоже, а Его Величество — нет. Поэтому при всё моём желании, — разводит он руками.

— Я тоже не болела. В этом теле, — вспоминаю я.

— Вы и не заболеете, так же как Его Величество, потому что вас защищает Мариэль.

— Но ей ведь нельзя использовать свою силу. Она же ещё маленькая!

— Можно, если она делает это неосознанно. Как она лечит сломанные цветы, например. Или делает свои предсказания, даёт ответы на вопросы — не задумываясь. Так же неосознанно она не позволяет прицепиться ни одной заразе и к вам. Так что не переживайте на счёт этого.

— Почему же вы сами не сказали Его Величеству правду?

— Не знаю, Ваша Милость, — виновато склоняет он голову. — Мы и так стольким обязаны ему. И постоянно с нами какие-то проблемы. То ветрянку эту притащили. То летать не можем по холоду. То мальчик у нас пропал. И он никогда не отказывает в помощи. А я, — вздыхает он, — даже в ваш мир его перенести не смог.

— Значит, нечего ему делать в том мире, — решительно встаю я. — Да и мне, значит, нечего. Спасибо, дон Орсино! Простите, что разбудила. Спокойной ночи!

— Ваша Милость, — догоняет он меня уже на ходу. — Простите, если я лезу не в своё дело, — снова покашливает он, — но мне показалось для вас это важно.

— Говорите, — останавливаюсь я.

— Катарина не беременна.

— Точно?

— Абсолютно, — уверенно кивает он.

— Слава богу, — облегчённо выдыхаю я, но дон Орсино как-то подозрительно мнётся. — Что-то не так?

— Нет, нет, всё так, — сцепляет он ручки. — Катарина точно не беременна, а вот вы…

— Что?! — выпучиваю я глаза.

— Мальчик, — кивает он, скромно улыбаясь.

— Но как вы… но ещё же… — не нахожу я слов, чтобы сказать, что ещё рано, что у меня ещё и задержки-то нет, не то что по тем двум клеткам можно определить пол ребёнка.

— Очень красивый зеленоглазый мальчик, — ласково хлопает он меня по плечу и отправляется к себе, но на лету оборачивается. — Вы назовёте его Пётр.

— Как?! — не верю я своим ушам.

— Пётр Первый. Наш будущий великий король.

Он исчезает за поворотом, оставляя меня с недоумением хлопать глазами. Да мне даже это имя никогда не нравилось.

«Но Пётр Первый, значит, Пётр Первый», — уверенным шагом отправляюсь я в нашу спальню, едва сдерживая улыбку.

Да к чёрту всех этих Катарин, все эти никчёмные ссоры, недомолвки, тайны. К чёрту их всех! Я люблю его, ношу его ребёнка. И мы никому не позволим разрушить наше счастье. Никому!

— Гош!

Её руки обнимают меня за шею. Конечно, я слышал, как она пришла. Но сидя на полу, вытянув ноги к горящему камину и закинув голову на сиденье кресла, я не хочу даже открывать глаза.

— Гошенька, — забирается она на колени.

— Что-то ты быстро, — морщусь я, когда она щекочет меня волосами, но глаза всё равно не открываю. Обижаюсь. Вредничаю. Сержусь.

— Я осталась.

— Надеюсь, не из-за меня, — мрачно усмехаюсь я.

— Именно из-за тебя, — явно настроена она мириться.

Дышит, холодя кожу своим дыханием. Ждёт, когда я на неё посмотрю.

— Зря, — поднимаю я голову и, слегка склонив набок, рассматриваю свою занозу. — Наверняка узнала бы что-то новое.

— Скорее спугнула бы Ленку с Бартом, — улыбается она. — Подозреваю у них там уже всё по-взрослому.

— С твоей подругой? — ползут вверх мои брови. — Но, если она похожа на тебя, скажи, почему я не удивлён?

— Она моя лучшая подруга, — многозначительно пожимает плечами.

— О, боги! — неодобрительно качаю я головой. — Но как же я его понимаю. Пуститься во все тяжкие, когда той жизни осталось всего ничего. Надеюсь, там ничего серьёзного?

— Ага, как у нас с тобой, — улыбается она, кладёт руки мне на плечи и заглядывает в глаза. — Гош, зачем мы с тобой ссоримся?

— Зачем?! — всплёскиваю я руками. — Ты мне скажи. Ты выскочила как ужаленная, когда услышала про беременность Катарины. Ты, то хочешь знать правду, то затыкаешь мне рот. То хочешь всё услышать от меня, то — от кого угодно, только не от меня.

— Глупо, правда? — ведёт она пальцами по вороту свитера. — Особенно если учесть, что я даже не ревную.

— Очень глупо, — убираю я за ухо прядь её волос. — Особенно если учесть, что я сказал тебе правду. Я даже поцеловать её не смог. Не смог, понимаешь? — приподнимаю её лицо за подбородок.

— А мне плевать на Брина, — очередной раз обескураживает она меня неожиданным заявлением. — Ты зря ревнуешь. У нас ничего не было. Нет. И не могло быть.

— Могло, — упрямо качаю я головой, всматриваясь в её лицо. — Сомневаюсь, что он принудил бы тебя силой, не в его это стиле, но если бы забрал из борделя, то рано или поздно ты бы сдалась. Тем более, он тебе нравится. Не спорь, — пальцем зажимаю я её готовые возразить губы. — И он бы нашёл способ тебя покорить. Я же нашёл.

И я жду от неё какой-нибудь едкой шуточки, колкости, ехидного замечания, но она только улыбается, убирая мою руку. Тепло, снисходительно, загадочно.

— Дурак ты, Гош, — привычно убирает мои волосы со лба и тянет за чуб, заставляя запрокинуть голову. — Жутко ревнивый, но дурак. А ещё тебе безумно идёт этот свитер. Стальной цвет тебе вообще к лицу, Серый Пёс.

— Он цвета твоих глаз, — подтягиваю я её к себе, обнимая двумя руками.

— У меня для тебя две новости, — тут же заставляет она меня напрячься. И мгновенно почувствовав это напряжение, смеётся. — Расслабься. Обе хорошие.

Но с ней разве можно расслабиться, особенно когда она так ёрзает.

— Во-первых, Катарина не беременна, — дожидается пока я осмыслю, облегчённо выдохну, но явно, чтобы добить. Вот задницей чувствую подвох.

— А во-вторых?

— Барт не умирает.

— Что?! — подскакиваю я. И она подпрыгивает вместе со мной и наслаждается моим ошарашенным лицом. — Откуда ты знаешь?