Рубины для пяти сестер - Марина Болдова

Он ждал его в бывшей своей квартире. Его беспечная жена за эти годы не удосужилась сменить замки. Пришел туда заранее, зная, что и в воскресенье та сидит в своей клинике до последнего пациента. Устроился у окна и ждал. Во двор въехала машина, из нее вышел Голованов и зашагал к двери черного хода.

Нож вошел в тело мягко и естественно. Так проверяют мясо на готовность. Одна из причин его неудавшейся жизни умерла. В последнее мгновение в глазах Голованова мелькнуло узнавание. Неужели успел понять, кто и за что? Нет, вряд ли. Скорее заметил яркий плащ, который он, Шерман, надел специально. Этот желтый макинтош принадлежал жене Соколова. Очень удачно Наташка, прибежавшая к нему на свидание в дождь, бросила его в коридоре, а потом забыла забрать. Идиотский дождевик с зайцем на кармане. Зато приметная вещица. Пусть чертов юрист напоследок решит, что его убила дражайшая сестрица его жены! Он уж собрался уходить, когда дверь квартиры открылась и из нее выглянула теща Голованова. Это было неожиданно. На размышления не оставалось ни единой минуты. Он быстро нанес один точный удар в сердце. Последними ее словами было изумленное: «Ты жив?» Да! Жив и собирался дальше жить. А пока нужно было убрать труп с лестничной площадки. В любой момент могла вернуться его, Шермана, «вдова». Дверь черного хода была открыта, и он скинул тяжелое тело по лестнице и неспешно стал спускаться к выходу. Он едва успел дойти до угла улицы, как услышал позади голос бывшей жены: «Ляля, постой!» Плащик сыграл свою роль. Встреча с женой в его планы не входила, и он ускорил шаг.

А на следующий день взорвал машину Соколова. Тут ему просто повезло. Прогуливаясь поздно вечером в воскресенье около его дома, он увидел, как тот с женой заходит в подъезд. Машина осталась стоять напротив дома. Дождавшись, когда у них в квартире погаснет свет, он поспешил к своей любовнице. Та ждала за накрытым столом, уложив его сына спать. Пришлось натягивать спортивный костюм и делать вид, что решил пробежаться перед сном. Установить взрывное устройство под дверцей машины стало делом нескольких минут. Правда, пришлось подождать, пока охранник дома уйдет со своего поста, видимо, по естественной надобности.

Он для порядка пробежал пару кругов вокруг сквера, купил бутылку минералки в круглосуточном магазинчике и вернулся в дом к любовнице. Настроение было прекрасным, его даже не смог испортить непрерывный щебет соскучившейся женщины.

В понедельник вечером, вернувшись из офиса, она с ужасом рассказывала об убийстве Голованова и взрыве машины. А он сидел и тихо посмеивался над ее наивностью. Будь она поумнее, могла бы давно догадаться о его причастности к этим делам. Одно то, что он просил не рассказывать никому, что жив, должно бы ее насторожить. Но нет, она, открыв рот, слушает, как он поет ей песню о прекрасной загранице, и с восторгом принимает подарки. Лишь одно огорчило. Жива осталась жена Соколова, сам черт спас. Вместо нее погиб тот самый охранник. Ну ничего. Пусть теперь они подергаются, а он поищет другой способ убрать и вторую причину несостоявшейся безбедной жизни. Иногда полезно ненадолго отойти, а потом нанести окончательный удар. И тогда он с чувством исполненного долга уедет домой.

* * *

– Всем привет! – В кабинет вошел Сергей Безрядин. – Я с новостями. Вы все еще выбираете, кого назначить убийцей из двоих подозреваемых? Я нашел третьего!

– Мы тоже в курсе, что имеется третий.

– И вы знаете его имя?

– Ты слишком много хочешь.

– А я вам назову. Шерман. Покойничек Шерман Виктор Маркович. Вполне живенький.

– Давай, Серега, по порядку.

– Прихожу на фирму к Соколову. Задаю вопросы о делах минувших лет. Морщится, но рассказывает. По ходу задаю вопрос: кто мог знать о том, что у него на стороне теоретически имеется дочь? Он твердо отвечает: Голованов и ныне покойный Шерман. И рассказывает мне историю его знакомства с Виктором Марковичем от начала до самой трагической развязки, когда они его уволили. Даже о том, что их с Головановым подозревали в организации его убийства. В тот момент, когда он живописал сцену разоблачения Шермана, его секретарша Вера Андреевна Хохлунова принесла кофе. Когда я оглянулся, она без чувств лежала на полу. Придя в адекватное состояние, сразу же сообщила нам, что человек, которого все считали погибшим, жив. Последние восемь лет жил на исторической родине, в Хадере. А сейчас приехал и живет у нее вместе со своим сыном, тоже считавшимся погибшим.

Борин почувствовал, как похолодели руки. Этого не может быть! Даша рассказывала, что сама ездила на опознание. Хотя что там было опознавать… А экспертизу наверняка делать не стали, дело казалось очевидным: машина Шермана, два трупа, мужчина и маленький мальчик. Борин подумал, как скажет ей, что сын жив?!

– Так. Я – к прокурору за санкцией. Сергей, где Хохлунова?

– В офисе, под присмотром начальства.

– Иди туда. Я позвоню, двигайте к ней на квартиру. Артем, давай по адресу, понаблюдай тихонечко за домом. Какой адрес, Сергей?

– Разина, шестнадцать.

– Все по местам.

Безрядин и Кораблев, на ходу натягивая куртки, побежали к выходу.

* * *

Соколов расхаживал по кабинету, то и дело запуская пятерню в изрядно поредевшую шевелюру.

– Вера, Вера, ну как же так! Почему молчала все это время? Мне-то ты могла все рассказать! Столько лет вместе!

– Хватит меня отчитывать как девчонку, Соколов! Что ты обо мне знаешь? Кто я для вас? Друг, товарищ и брат. А я всегда была больше женщиной, чем любая другая девчонка. Вы с Эйтелем мне о своих похождениях рассказывали, а я слушала и думала: как окончу школу, замуж выйду, деток нарожаю. Какая там карьера! Все вы бредили будущей работой, делом жизни, а мне стыдно было признаться, что я и в институт не хочу поступать. Вот скажи, посмотрел ли ты на меня хоть раз как на существо противоположного пола?

– Да вы с Маринкой всегда были для нас слабыми, помнишь, как мы за вас заступались?

– Заступались! Только за Маринку! Потому как она у нас нежная была и хрупкая, фарфоровая прямо. Помнишь, как домой нас провожали вечером? Сначала всей толпой Мариночку доводили до дверей квартиры и мамочке с рук на руки сдавали, потом вчетвером шли на Степашку. Вспомни, Володькин дом – десятый, Эйтель – напротив, в седьмом, ты жил в четырнадцатом. А номер моего дома – шестнадцать. И я всегда шла к нему одна. Тебе хоть раз пришло в голову довести меня до подъезда?

– Да что там идти-то было! Да ты бы и отбилась сама, если что!

– Вот-вот. А меня встретили однажды, и не отбилась я. Четверо их было.

– Я не знал…

– И я говорю, вы про меня ничего не знаете. Я для вас всегда своим парнем была. Маришку на руках через лужи переносили, а я сама, как могла, перепрыгивала.

– По-моему, ты утрируешь.

– Да нет, все так и было. Поэтому и замуж я выскочила за первого, кто предложение сделал. Не любила, а ребенка родила. Думала, уйду через год.