Марш Теней - Тэд Уильямс

Она надела свои пластинчатые доспехи, выкованные в глубинах фандерлингов в те времена, когда еще не начали писать Книгу. Много веков доспехи хранились в ледяной горе. Призрачный, как грозовая туча, плащ не скрывал черных шипов, что покрывали доспехи, словно колючки дикобраза. Голова Ясаммез оставалась открытой. Ничем не примечательный шлем леди Дикобраз положила на стол рядом с собой — словно любимую вещь, которая всегда на виду.

Вокруг стола в комнате собрались еще семеро. Было темно, у открытого окна горела лишь одна свеча. Пламя дрожало от легкого ветерка. Но ни Ясаммез, ни ее собеседники не нуждались в том, чтобы видеть друг друга.

Что-то они говорили словами, а что-то приходило прямо в их объединенное сознание.

— Пожирающий луну, что ты скажешь о племени изменчивых?

— Нас много. Я чувствую гнев и решимость. Мы первыми встретили каменных обезьян еще до поражения и первыми пострадали от них. Не всякий из нашего племени — воин; но те, что не умеют сражаться, станут ушами и глазами для остальных, Они быстры, как птицы, и незаметны, как змеи.

— Вас много, говоришь? Сколько же? Послышался не то стон, не то грозное рычание:

— Много. Так много, что невозможно сосчитать.

— Зеленая Сойка, как насчет ловкачей?

— Осторожничают, но готовы к переговорам, как и следовало ожидать. Наше племя имеет привычку сначала определить, у кого больше шансов на победу, а в подходящий момент присоединиться к сильнейшей стороне. Не слишком поздно, но и не рано.

— Твоя откровенность похвальна.

— Может ли лягушка летать? Я говорю все, как есть.

— В предстоящей битве победителей не будет. Даже если мы возьмем верх — это лишь миг в великом поражении. Но смертные обречены страдать, а наши страдания уменьшатся. Все, что останется этим обезьянам после нашего ухода, потеряет для них вкус. Они навсегда лишатся радости. Смотрите, не прогадайте. Сейчас для ловкачей — как и для остальных — самое время присоединяться к нам. И не по одному, а целыми кланами.

— Но почему, леди? Почему мы должны потерпеть поражение? Мы все еще сильны, и пути наши истинны. Нам не хватает только решимости.

— Пока не твоя очередь, Непреклонный Камень. Скоро я спрошу тебя, что думает хранитель стихий…

— Спроси меня сейчас. Ясаммез помолчала и промолвила:

— Говори.

— Они думают так же, как я. Считают, что нам некуда отступать, что мы не можем больше мириться с изгнанием и поражением. Мы должны прогнать их с наших земель. Мы должны сжечь их дома, наслать на них болезни. Мы должны разрушить их храмы и зарыть в землю их оружие: там оно может очиститься со временем. Мы должны вернуть Первозданную ночь.

— Я выслушала тебя. Но каковы бы ни были их желания, пойдут ли они по тому пути, что выберу я? Ибо в этом походе есть только один предводитель.

— Ты поведешь нас, госпожа? А как же договор?

— Стеклянный договор со временем станет ничем — пустое обещание. Но старые правила нельзя нарушать, поэтому я согласилась. Час назад я подписала его кровью.

— Ты подписала договор? И они дали тебе Печать войны?

Вместо ответа Ясаммез подняла со стола шлем. То, что скрывалось под ним, засветилось в темноте, как расплавленный металл. Она подняла массивную черную цепь с красным драгоценным камнем и надела ее себе на шею. Камень приглушенно звякнул, ударившись о доспехи.

— Вот она, — провозгласила Ясаммез.

Некоторое время в комнате был слышен лишь шум разбивавшихся о скалы волн, а потом раздался звучный голос:

— Хранитель стихий последует за тобой, леди Дикобраз. Теперь и остальные заговорили громко. Они рассказывали о своих племенах, об их готовности или неготовности следовать за ней. Все согласились, что сил собрано достаточно, чтобы перейти Границу и начать войну.

— Я хочу показать вам еще кое-что, — сказала Ясаммез и сунула руку под свой просторный плащ.

Щелкнули застежки. Через мгновение воительница вытащила ножны, положила их на стол и извлекла из них меч. От кончика до рукояти меч был белым, словно снег или выветренная кость. Пламя свечи заколебалось и погасло под порывом холодного морского ветра. Комнату освещало лишь слабое сияние меча.

— Я достала Белый Огонь из ножен. — Ясаммез стала голосом мести своего народа, но эти слова прозвучали так буднично, что вряд ли их услышали в объединенном сознании. Между тем речи Ясаммез значили очень много. — Меч не скроется в ножнах, пока я жива. Пока то, что принадлежало нам, не вернется к законным владельцам. Пока у нас вновь не появится королева.

Бриони была очень удивлена и раздосадована, найдя наконец брата в тихом и мрачном Западном саду внутреннего двора. Правда, принц не блуждал, как обычно, а рассматривал крыши и множество труб, похожих на грибы после дождя.

— Я… Ты это видела? — Баррик потер глаза.

— Что именно?

— Мне показалось… — Он покачал головой. — Мне показалось, что на крыше сидел мальчик. Думаешь, это лихорадка? Когда я болел, я видел много всего…

Бриони взглянула на крыши и ответила:

— Нет, слишком высоко. Никто туда не залезет, тем более ребенок. Почему ты поднялся? Я заходила проведать тебя, а мне сказали, что ты не пожелал оставаться в постели.

— Почему? Мне хотелось взглянуть на солнце, но оно почти скрылось. В темной комнате я чувствую себя мертвецом. — Его лицо стало непроницаемым. Едва открывшаяся душа снова спряталась за маской грубости. — Ведь я тебе не нужен.

— Что ты хочешь этим сказать? — Бриони была поражена. — Милосердная Зория! Ты мне не нужен? Ты единственный, кто у меня остался! Гейлон только что покинул замок и Южный Предел. Через пару дней он вернется в Саммерфильд и начнет всем подряд рассказывать о своих притязаниях. А слушателей у герцога Саммерфильдского предостаточно.

— Ну и что нам с этим делать? — безразлично спросил Баррик, пожимая плечами. — Пока он не выдает военные тайны, мы не можем его остановить. Саммерфильд почти так же силен, как Южный Предел. К тому же у них имеется небольшая армия.

— Об этом рано беспокоиться. Если боги благосклонны к нам, а Гейлон сохранил остатки чести, бояться нечего. Но у нас много других трудностей, Баррик. Так что, пожалуйста, не делай больше глупостей. Ты нужен мне здоровым. Лучше сейчас несколько дней поскучать в постели, чем потом проболеть всю зиму. Позволь Чавену тобой заняться.

— О каких глупостях ты говоришь? — Брат с подозрением посмотрел на Бриони. — Не хочешь ли ты убрать меня с дороги, чтобы натворить глупостей самостоятельно? Простить Шасо, например?

Сердце девушки словно налилось свинцом. Неужели ее брат-близнец, ее любимая половинка, может думать о ней подобным образом? Неужели лихорадка так его изменила?

— Нет! — воскликнула она. — Нет, Баррик, я никогда ничего не сделаю без твоего одобрения.