Безобразная Жанна - Кира Измайлова

– Тропинки мы и сами запутаем, – усмехнулся дух леса. – Будь по-твоему. Сейчас ветер поднимешь?

– Нет, не смогу сейчас, – покачал головой Рыжий. – Сил совсем не осталось. На рассвете приду, а ты погляди пока как следует, ты своих лучше знаешь… Может, кто и сам упадет, не придется трудиться понапрасну.

– Поглядим… – ответил тот и ушел, бесшумно ступая на мягких лапах, только деревья зашумели, провожая хозяина.

– Пойдем, – сказал Рыжий, подав мне руку. – Надо перекусить да спать ложиться. Я в самом деле выдохся, шутка ли, столько времени корабль подгонять, да и до того…

Он встряхнул головой, а я промолчала. Просто пришла к нему ночью, вот и все. Рыжий едва слышно пробормотал:

– Прости, ни на что сил нет. Умираю, спать хочу…

А я ответила:

– Спи. Я просто буду рядом. Вдвоем не так…

– …страшно, – закончил он, протянув руки, а я кивнула, поудобнее пристраиваясь у него на плече, том, что с татуировкой. Я так и не спросила, что это за узор такой колдовской… ведь колдовской же! Но сейчас явно было не время для этого. Успеется еще…

«Хватит ли времени?» – мелькнула неприятная мыслишка, мелькнула и сгинула, а я осторожно отодвинула ворот рубахи Рыжего и провела пальцем по замысловатым золотистым линиям на его коже. Показалось мне или они начинали едва заметно светиться, когда я их касалась?

«Если у тебя самого силы иссякли, возьми мою, – подумала я, тихонько, чтобы не разбудить, гладя Рыжего по плечу. Нет, мне не показалось, татуировка вспыхивала в темноте едва заметными золотистыми искрами, а потом вдруг начала светиться целиком, сперва тускло, потом все ярче и ярче, и точно так же горел браслет у меня на запястье. – Бери. Если и есть в королевской крови какая-то сила, я все равно не умею ею пользоваться. Значит, я стану источником, а ты… ты будешь оружием. И посмей только проиграть какому-то паршивому отродью фей, даже нечистокровному!»

С этой мыслью я и уснула.

Наутро поднялась буря и бушевала до самого вечера. Кони в сарае беспокоились, били копытами, прядали ушами и раздували ноздри, прислушиваясь к вою ветра. Только Твэй и Тван стояли спокойно, перефыркивались о чем-то… Тван признал отца за вожака, вот ведь странность!

Ну а Рыжий, хоть я и опасалась, что он свалится без сил после такого-то – ведь буря была его рук делом, тут к гадалке не ходи! – был бодрее бодрого и, признаюсь, порядком меня утомил… А чем еще было заняться, если наружу и не выйдешь – ветром с ног сшибает? Планы строить – толку никакого, мы уж понастроили, а вышло что вышло, снова все крои-перекраивай!

Ну вот, и я подхватила от Рыжего эти его присказки-поговорки… Только у него они всегда приходились к слову и звучали как-то… вкусно, что ли? Почти как у старой Бет – ее зазывы, услышав которые сложно было устоять и не купить румяное яблоко. А у меня вот как-то неуклюже выходило…

– Хозяйка, – произнес Рыжий, гладя мою спину, – а что ты станешь делать, когда вернешь себе корону?

Вот даже как! Не «если», а «когда»!

– Не знаю, – честно ответила я. – Нужно будет как-то разобраться, кто из придворных последовал за Рикардо добровольно, а кто был околдован. Но как это сделать, я не представляю. Может, ты сумеешь увидеть?

– Сумею, это не так сложно, – кивнул он. – А что потом?

– Потом нужно будет вернуть все как было. Ну, с «ночными королями» уж договоримся, это-то самое простое… – задумчиво произнесла я. – Хуже, что хозяйства пострадали от этой проклятой засухи, ведь не первый год уже держится… Да и пожары беды понаделали. Надо будет налоги снизить, а то и вовсе отменить на год-другой-третий, пусть люди обустроятся заново и не думают, как бы последнюю рубаху с себя снять, чтоб в казну отдать. Королевский двор уж как-нибудь без бриллиантов проживет, а простой люд без скотины и хорошего зерна – нет. – Я прикрыла глаза, вспоминая, чему меня учили. – Может, у соседей закупать придется… Скота, надеюсь, Деллерен пригонит, поверит уж в долг, а вот зерно… Ну да найдем, где купить не втридорога, тут опять же береговое братство пособит. И столицу, конечно, нужно в порядок привести, сам видел, на что она похожа. Но это дело десятое, были бы все сыты-здоровы, а заборы покрасить успеют! Ты что смеешься?

– Я? Не думаю даже, – серьезно сказал Рыжий. Будто я не слышала, как он фыркает! – Просто ты рассуждаешь, как… не знаю даже, купчиха средней руки или вовсе крестьянка вроде нашей Медды, а не королева.

– А чем, по-твоему, королевство, да еще небольшое, от обычного подворья отличается? – улыбнулась я. – Размерами разве что. И там и сям надо с соседями договариваться, за работниками следить, скотину обихаживать, торговать… да мало ли! Ясное дело, выглядит это красиво: посольский прием, бал в королевском дворце, смотрины… А на деле те же сельские пляски у костра, когда гости из соседней деревни приезжают дочку старосты сватать и подарки привозят! Да прекрати ты смеяться!

– Не могу, – честно ответил он. – Ты так серьезно об этом говоришь…

– Говорю как мне отец объяснял, когда я была совсем маленькой, – сердито сказала я. – Понятное дело, тонкостей хватает: один гость молока не пьет, второй рыбы не ест, третий музыки не любит, и поди это все упомни да устрой все так, чтобы никому не было обидно… Это если попросту. А если припомнить, кто что кому должен, кто кого чем задел в незапамятные времена, то и вовсе голова кругом пойдет! Но на то человеку она и дана, чтобы на месте ее держать, особенно, если на этой голове корона… И Саннежи так же говорил… Извини.

– За что?

– А кому захочется слышать чужое имя, когда…

– Ну так ты не меня его именем назвала, а просто вспомнила, – произнес Рыжий. – Не сравниваешь же!

– Нет, сравниваю, – зачем-то сказала я. – Постоянно сравниваю. Ты иногда смотришь так же, как он. Говоришь его словами. Ведешь себя как он. Даже любишь меня так же… А иногда ты – совсем другой человек, но… тоже чем-то похож. Не могу объяснить…

– И не надо, – тихо ответил он. – Не надо. Сравнила и сравнила, от меня не убудет, а даже и прибудет, потому как где я, бродяга лихой-мимохожий, – и где князь! Жаль только, ты свою боль-тоску по нему выплакать не можешь, легче бы стало. Но ты всегда такая была, ты сама сказала.

– Может, мне и не нужно, чтобы легче становилось, – сказала я, помолчав. – Я слышала, как говорят: выплачешь – забудешь. А я забывать не хочу. И так уж слишком много прятала за той крепостной стеной, а она знай осыпается… Не хочу его забывать. Прости, Рыжий, но я… – я зажмурилась, – закрываю глаза, а он передо мной. Такой, каким я его запомнила перед той проклятой охотой. Я себе запретила думать о нем, закрыла воспоминания в темнице, заложила дверь на засов…

– А я в окошко залез, – без тени насмешки произнес он. – Это ничего, хозяйка. Не буду говорить, мол, пройдет-позабудется… У тебя, похоже, никогда такого не случится. Не позабудется.