Безобразная Жанна - Кира Измайлова

– Это ты натравил на него кабана? – спросила я.

– Да.

– А Деррик? И его ты одурманил?

– Пришлось, – кивнул старик, – он знал Эйнавара и меня, нужно было заставить его забыть обо всем… Я знаю, я мерзок. Уж таким уродился. Рикардо выжигает всю округу, а я могу только запускать корни и личинок в живую плоть…

– Ты не закончил, – сказала я. – Что-то насчет Эмилии. Во что она должна была вырасти?

– В чудовище, – спокойно сказал Маррис. – Кровь фей и королевская кровь причудливо перемешались. Я не хочу знать, какой бы она стала, повзрослев. Быть может, мы вспомнили бы Рикардо с умилением! А вдобавок она могла дать жизнь мальчику смешанной крови… Я не собираюсь оправдываться, – добавил он, заметив, наверно, омерзение на моем лице, – я спасал свою шкуру, королева. И порядком подкрепил свои силы. Рикардо высосал округу досуха, а я уже очень стар по людским меркам…

– А хотел бы ты выпить его? – спросила я, и старческие глаза блеснули.

– О, еще как, моя королева… Его сил хватило бы мне на годы и годы! Но до него не добраться.

– Мы доберемся, верно, Рыжий? – спросила я.

– Иначе и быть не может, – кивнул он.

– Тогда ты пойдешь с нами, – решила я. – Либо тебя повезут. Лишним не будешь.

– Я любил Адриану, – сказал вдруг старик. – Твою пра-пра… неважно! Ее отдали замуж за море, а я отправился следом. И жил там до самой ее смерти, лишь бы быть рядом. Какой же она была красавицей, даже в старости… Муж души в ней не чаял, да и она его полюбила. Хотя и обо мне не забывала.

– К чему ты об этом вспомнил?

– К тому, что я связан с твоей семьей, королева, куда прочнее, чем грибница связывает меня с этой землей, – серьезно ответил он. – Я носил на руках короля Эртана, учил стрелять из лука короля Жана, бился бок о бок с королем Луисом, любил принцессу Адриану… Мне не нужна дверь фей. Я прожил славную жизнь! Немного подкрепиться – и я еще поживу. Зачем мне чужой мир?

– Значит, решено, – кивнула я. – А раз ты стар, то не боишься умереть, хоть и не хочешь этого, не так ли?

– Не боюсь, – усмехнулся он.

– Почему старик назвал тебя огнеглазым? – спросила я Рыжего, когда мы устроились на ночлег. – У тебя ведь темные глаза, как у него.

– Откуда же мне знать? – улыбнулся он. – Завтра у него спросишь. Только уж на ходу. Переночуем по-человечески, а завтра будем ноги уносить. Чую, Рикардо нас уже ищет…

– А ничего, что мы отродье фей с собой тащим? – шепнула я.

– Знаешь, хозяйка… он не врал, – помолчав, произнес Рыжий. – Он смотрел на тебя, а я – ему в глаза. Он видел не тебя, а ту принцессу, Адриану. Она была моложе тебя, лет пятнадцати, а то и меньше, тоненькая такая, в воздушном платье с высокой талией, таких давно не носят… Она все кружилась и кружилась перед зеркалом… или перед ним? Не знаю, право. И смеялась. И кудри у нее были, как у тебя, ниже пояса, и такие же черные.

– Ты сам говорил, что нельзя договариваться с феями.

– Но ты ему ничего не обещала. Только спросила, хочет ли он поживиться силой Рикардо! А выйдет это или нет… неведомо.

– Ну, пусть так… – Я провела рукой по его груди. – Рыжий, а что означает этот рисунок?

– Ничего. Просто красивый узор.

– Не лги.

– Я не лгу. Может, что-то он и означает, но я не знаю, – сказал он. – Я даже не знаю, откуда он взялся.

– Как так? – опешила я.

– Вот так. Я не все о себе помню, – криво улыбнулся Рыжий. – Видно, не раз по голове били, и сильно.

– А как же ты сделал… вот это? – Я протянула ему руку с браслетом, тускло сиявшим золотом.

– Не представляю, – ответил он. – Будто заставило что-то, и руки сами эту штуку выплели… Не знаю, правда. А пытаюсь вспомнить – и не могу.

– Может, в тебе самом кровь фей имеется?

– Может, и так, – после паузы произнес Рыжий, встал и ушел. И не возвращался, хотя уже и ущербная луна поднялась над деревьями.

Я не шла его искать, тоже еще, обидчивый выискался!.. Потом не выдержала все же, обнаружила Рыжего на конюшне – он шептался о чем-то с Твэем, а Тван подслушивал, насторожив уши.

– Рыжий… – позвала я, но он не обернулся. – Ну, раз так…

– Ай! – вдруг вскрикнул он.

Это Твэй, исхитрившись, цапнул его за ухо. Что он, что Тван, что моя Тви были такими – береги руки, колени, уши… Словом, себя береги, не лягнет, так укусит! Зато и верные же кони получались, если приучить к себе…

– Больно? – спросила я.

– Ничего. Не откусил же.

– Ну хорошо. Я спать иду. Дверь закрою, а ты уж пристройся где-нибудь, авось не замерзнешь, – сказала я со злостью, похлопала Твана по шее и ушла к себе.

Ну и, едва-едва забывшись сном, услышала знакомые шаги, а потом меня накрыло тяжелое жаркое тело, в которое так удобно было вжаться спиной, дать обнять себя, расслабиться и ни о чем не думать…

– Опять в окошко влез? – сонно спросила я.

– Ага! – весело ответил Рыжий и поцеловал меня в кончик носа. Как только ухитрился так изогнуться! – Прости, хозяйка. Что-то я не в себе был.

– Я тоже, – призналась я, – не всякий день с феиным отродьем разговариваешь. Забудь, Рыжий… лучше обними меня покрепче!

– Ну, это я всегда готов…

– Обними, а не поцелуй!

– А чем одно другому помеха?

– Ничем, – признала я, развернувшись к нему лицом, и тоже принялась целовать. – Рыжий?

– А?

– Ты что… плачешь, что ли?

– С чего бы вдруг? Это я умывался, волосы намочил, вот и капает.

– Врал бы уж поскладнее. Не морской водой ведь ты умывался, а капли соленые.

– А это от пота, и нечего меня облизывать, я не леденец, – ухмыльнулся он, обняв меня покрепче, а я только подумала: вот ведь, всегда вывернется!

Наутро стало ясно, что старый Маррис сесть в седло не может, да что там – на ноги подняться не в состоянии! Экипажа у нас не было, а взять его в седло… тоже приятного мало.

– Может, если я поделюсь силой, ты хотя бы на ноги встанешь? – спросила я старика.

– Пожалуй, что и так… – шепнул он, облизнув губы, и глаза его загорелись голодным блеском. – Подай руку, королева, и я буду твоим…

Я думала о Рикардо, а этот… старый гриб не был мне интересен, его гнездо всегда можно было выжечь!

Я протянула ему руку, но страшная боль скрутила меня – это браслет впился в запястье огненной струной, едва не перерезав жилы, и я отпрянула, прижимая горящую руку к груди. На коже остался след, будто я в огонь руку сунула…