Я вернусь… - Андрей Воронин

Юрий явился в редакцию в восемь утра, и никакого Мирона там, естественно, в помине не было, а Светлов, наоборот, присутствовал – повзрослевший, возмужалый, с изменившимся взглядом и без знаменитых каштановых кудрей. На безымянном пальце его правой руки скромно поблескивало обручальное колечко, и Юрий мог поспорить, что знает, на чьей руке поблескивает второе колечко, парное. Короче говоря, за полгода Светлов заметно подрос, и планерку, кстати, проводил именно он – в редакции уже привыкли к тому, что если Мирона нет на месте, то его лучше не ждать. Нагуляется – сам придет, а не придет, так и не надо, без него спокойнее.

Как и ожидал Юрий, Светлов с радостью вызвался ему помочь. Чтобы разжиться информацией о Лузгине, в компьютер лезть не пришлось – информация эта хранилась у Светлова в голове и постоянно пополнялась новыми скандальными фактами. Адвокатом Лузгин был и впрямь блестящим, но репутацию имел, что называется, с душком. Чтобы не быть голословным, Светлов подсел-таки к компьютеру, покопался в файлах и распечатал для Юрия кое-какие материалы, иллюстрирующие быстрый взлет уважаемого Андрея Никифоровича по ступенькам карьерной лестницы. Юрий пробежал глазами один листок, пробежал второй, заглянул в третий, присвистнул и, кое-как распрощавшись с озадаченным Светловым, спешно покинул редакцию.

В начале двенадцатого он уже приближался к конторе Лузгина. Ехал он туда с твердым намерением извиниться, компенсировать господину адвокату потраченное время – компенсировать, само собой, в денежном эквиваленте, – сказать, что передумал, образумился и ничего более от господина адвоката не хочет, и вежливо откланяться. Звонить адвокату и предупреждать о своем визите Юрий не стал – какого черта? Такое вот неожиданное появление в конторе послужит дополнительным тестом на вшивость. Клиент, от которого нечего ждать, кроме хлопот, может и подождать в приемной под наблюдением секретарши, зато человека, которого намереваются обобрать до нитки, встречают, как правило, с распростертыми объятиями и невзирая на любую, самую сильную, занятость.

Поездка его, и без того достаточно невеселая, чуть было не омрачилась еще больше, когда с тротуара, почти по колено увязая в грязном снегу, прямо под колеса джипа метнулась женская фигура с требовательно и, как показалось Юрию, отчаянно вздернутой кверху рукой. Дамочка, похоже, так спешила, что ей было наплевать, куда она попадет – в конечный пункт своего назначения или в морг. На плавное торможение времени не оставалось, Юрий уперся обеими ногами в педали и бешено завертел руль, прилагая нечеловеческие усилия к тому, чтобы вальсирующая на скользкой мостовой машина не превратила чертову безмозглую курицу в плоский мешок с переломанными костями.

И ему это удалось – не то сказалось его водительское мастерство, не то кривая вывезла, кто знает? Машина сделала два полных оборота вокруг своей оси, задела зеркалом столб – зеркало вместе с кронштейном захрустело и улетело к чертям собачьим, в сугроб, – еще немного прошла юзом, ткнулась носом в высокий и плотный снеговой вал на краю проезжей части и обессиленно замерла.

Юрий глянул в боковое зеркало и обнаружил, что его нет. Тогда он глянул в другое, слева, и увидел, что виновница происшествия, придерживая одной рукой шляпку, а другой – развевающиеся полы тяжелой песцовой шубы, поскальзываясь на льду, изо всех сил бежит к машине. Пар густо валил из ее открытого рта, клубясь над правым плечом, рассыпавшиеся волосы перепутались с густым мехом воротника, а на лице Юрий успел разглядеть только глаза – огромные, круглые, насмерть перепуганные и какие-то, как ему показалось, больные.

Руки у Юрия заметно дрожали, и в мозгу у него ритмично пульсировала единственная, с позволения сказать, мысль: голову оторву! Давай-давай, беги, торопись, тебя тут ждут не дождутся!

И она добежала. Добежала, открыла правую переднюю дверь (как раз с той стороны, где, как ножом, срезало зеркало), просунула голову в салон и, задыхаясь, спросила:

– Вы целы?

– Вашими молитвами, – неприветливо буркнул Юрий, и тут сумасшедшая баба вдруг полезла в машину, путаясь в громадной своей шубе и по-прежнему придерживая рукой норовящую свалиться шляпку. – Куд-да?! – почти взвыл Юрий, борясь с острым желанием ущипнуть себя за ляжку – уж очень все это напоминало бредовый сон.

Женщина захлопнула за собой дверцу, прищемила, естественно, шубу, хлопнула дверцей еще раз и только потом повернула к Юрию бледное лицо. И вот тут Юрий на какое-то мгновение окончательно утратил связь с действительностью, потому что женщина эта была ему знакома и поведение ее не лезло буквально ни в какие ворота.

– Ба! – сказал он, справившись с остолбенением. – Зинаида Александровна, если не ошибаюсь?

– Заводите, – каким-то резким и неприятным, совершенно не своим голосом сказала секретарша Лузгина. – Заводите, заводите же!

– Вам что, жить надоело? – по инерции задал Юрий классический вопрос водителя, которому не удалось переехать пешехода. Задал он его, правда, совсем не тем тоном, каким обычно задают такие вопросы, потому что видел: дамочка явно не в себе.

Зинаида Александровна утвердилась наконец на скрипучем пассажирском сиденье, заняв своей благоухающей драгоценной шубой чуть ли не весь тесный салон, судорожным движением распахнула у горла воротник и все тем же непонятным резким тоном ответила:

– Жить? Вы знаете, наверное, надоело. Да поехали же! Только не надо ехать к конторе, не сейчас. Поезжайте... куда-нибудь. Я вам все объясню, только поезжайте! За мной могут следить.

Тут Юрий как-то вдруг понял, что у нее с голосом. Она просто из последних сил сдерживала клокотавшие в горле слезы. Плачущих женщин Юрий ненавидел, потому что они заставляли его ненавидеть себя – большого, сильного, неуклюжего, совершенно бесполезного, не сумевшего защитить и не умеющего утешить. Поэтому он поспешно отвернулся, завел двигатель и поспешно выбрался задним ходом из сугроба. Небольшая толпа прохожих, остановившихся поглазеть на аварию, стала разочарованно рассасываться. Юрий аккуратно развернул машину и поехал, как и было велено – куда-нибудь.

Сидевшая с ним рядом женщина молчала. От нее пахло духами, шампунем, дорогим мехом, снегом – словом, шикарной светской дамой, ни в чем не имеющей недостатка. Потом там, справа, знакомо зашуршала сигаретная пачка, мелодично звякнула откинутая крышечка, два раза чиркнуло колесико, и по салону потянуло ароматным дымком. Сразу же вслед за этим послышался судорожный всхлип. Юрий напрягся (ну вот, начинается!), но всхлип не повторился. "Железная тетка, – подумал Юрий с невольным восхищением. – Впрочем, не надо забывать, чья она секретарша. Яблочко от яблони... А вдруг это какой-нибудь спектакль?"

Они проехали светофор, потом еще один. Когда впереди показался третий, Юрий решил, что хватит играть в молчанку. Покурила, успокоилась – пора бы, наверное, и к делу...

– Вы сказали, что за вами могут следить, – произнес он, старательно глядя на дорогу. Зинаида Александровна была из тех женщин, разговаривать с которыми легче, не видя их лица. Это лицо, как лицо Горгоны Медузы, могло заставить мужчину окаменеть. – Что случилось? Я могу чем-то помочь?